Когда я открываю глаза, она уже рядом, смотрит на меня. Смотрит в меня.
Она проводит одним легким движением пальцев по переносице, останавливаясь на кончике. Затем спускается к ложбинке над моим ртом. Над верхней губой. Она рисует меня пальцем и это поднимает что-то, что я засунул внутрь себя, зарыл глубоко и прикрыл камнем.
Я не знаю, как это назвать. Жажда. Потребность.
Она прикасается ко мне, словно я хрупкий, драгоценный и это заставляет меня хотеть перевернуть ее, прижать ее запястья, забраться на нее сверху и делать с ней все, пока она не почувствует себя бескостной, отчаявшейся. Пока единственным словом, которое она может произнести ртом, не станет мое имя, снова и снова. Я хочу знать каждую хрупкую впадинку ее тела, и я хочу, чтобы мой язык провел по ним, чтобы мое имя было написано на каком-то тайном языке, который знаем только Кэролайн и я.
— Ты прекрасен, — говорит она.
Я опасен.
Я сажусь, сдвинувшись на несколько сантиметров и стараясь, чтобы это не было слишком заметно. Мои руки дрожат.
— Ты под кайфом, — говорю я ей.
— Я знаю.
— Как к тебе относится интернет в последнее время? — спрашиваю я, потому что хочу напомнить ей о деньгах. Я хочу, чтобы мы были сделкой, логичной, ограниченной. Я скучаю по стенам пекарни. Когда я на работе, а она не более чем посетитель, у нас обоих есть своя роль. На этой крыше нет никаких границ. Я установлю их обратно, если это потребуется.
— Та компания, которую ты наняла, и которая делает то, что ты хочешь?
Она слегка отворачивается от меня, не прикрываясь, но и не показывая своего лица. Наверное, я задел ее чувства. Хотя она сама напросилась на это, прикасаясь ко мне таким образом.
— Я должна получать отчет каждый месяц, но до сих пор я его не видела. Может быть, из-за праздника они задерживаются или что-то в этом роде.
— Похоже, что это работает?
— Не знаю. Я решила, что мне лучше не гуглить себя постоянно и перестала.
— Логично.
Она обхватывает руками колени.
— Я думала о том, чтобы сменить фамилию.
— Серьезно?
Она не отвечает мне. Она смотрит на задний двор.
— На какую?
— Фиск. Фамилия моей мамы.
— Не позволяй ему так с тобой поступать.
— Я не думала об этом так. Я просто думаю...
— Не позволяй ему победить. Не так. Это не то, кем ты являешься. Ты не трусиха.
Она обернулась, глаза сверкнули.
— Я не говорила, что собираюсь это сделать. Просто думала об этом и у меня есть полное право думать об этом, если я хочу.
Я поднимаю руки.
— Хорошо. Думай об этом.
Это только больше злит ее.
— Ты понятия не имеешь, каково это. Я хожу по кампусу, зная, что люди говорят обо мне за моей спиной. Я оглядываю свои классы и не могу сказать, кто видел меня с раздвинутыми ногами. А смог бы ты вынести это, если бы это был ты?
— Если бы все в кампусе видели мой член? Конечно. Это просто мой член. Это не я.
— Может быть. Но у парней все по-другому. Никто бы не назвал тебя шлюхой, если бы такое случилось с тобой. Они бы просто подумали, что у тебя, ну, знаешь, типа рабочий инструмент. Или что ты слишком много выпил. Не то, что ты был никчемным.
— Если люди так думают, то они идиоты. Почему тебя должно волновать, что думает кучка идиотов?
— Потому что мир полон идиотов, Уэст! И потому что это важно для людей, которые не идиоты. Мой отец не идиот, ясно? Он умный. Но если он узнает... если мои сестры узнают? Или, что если я пойду в юридическую школу и попытаюсь получить хорошую должность клерка, но не смогу, потому что моя вагина в интернете? Знаешь, как это будет хреново?
— Да, ладно, я понимаю. Но смена фамилии… ведь это то, кто ты есть. Это ты.
— Женщины меняют свои фамилии, когда выходят замуж.
— Яблоки и апельсины не одно и то же.
— Нет. Это всегда условно. Это решение, которое я могу принять, если захочу. И я удивлена, что ты ведешь себя как придурок. Думала, ты на моей стороне.
— Я на твоей стороне, я просто... Он обнародовал эти фотографии, чтобы люди обзывали тебя. Он был зол на тебя, верно? Он хотел, чтобы ты чувствовала себя дерьмово. И я думаю, если ты изменишь свою фамилию — это то, чего он хочет. Возможно, это даже больше, чем он когда-либо хотел. Этого хотят все они, чтобы тебе было стыдно, но ты не сделала ничего такого, за что можно было бы стыдиться. Ты разделась перед своим парнем, отсосала ему, позволила ему трахнуть себя — какое большое гребаное дело, Кэролайн. То, что они называют тебя шлюхой и фригидной сукой — это даже не имеет смысла. Я имею в виду, выбери что-то одно, верно? Все это ничего не значит, ведь это не та, кто ты есть. Эти фотографии — не ты.
