— И далеко это?
— Около трех тысяч километров.
Я посмотрела на его машину. Заглянула в его машину.
Ладно, правда в том, что я подошла ближе к его машине, подальше от него, наклонилась и заглянула внутрь. Заднее сиденье было завалено походным снаряжением, аквариумом, полным лампочек и спутанных электрических проводов, плюс огромный прозрачный мусорный пакет, влажный от конденсата и содержащий, похоже, грязь. Также там была огромная коробка, полная банок с тушеной говядиной «Динти Мур» и несколько беспорядочно разбросанных рубашек.
Машина выглядела так, будто в ней жил бродяга. Я была потрясена.
Я также боялась продолжать смотреть на него. По его отражению в окне машины я видела, что он вытянул руки за спину, что привело к тому, что натянулась футболка, выставив на обозрение то, на что мне, наверное, лучше было не смотреть.
— Ты ехал один? — спросила я.
— Конечно.
Он поднял руки вверх, чтобы расправить плечи. Его футболка задралась, и я смущенно отвела взгляд от его отражения.
— С опущенными окнами?
В этот момент я просто произносила слова ртом. Все чувства покинули меня.
— Да, — медленно сказал он. Когда я украдкой взглянула на него, его глаза были полны озорства. — Иногда я даже сходил с ума и высовывал руку.
Я почувствовала, как мое горло обдало жаром. Возвращение к непростительному любопытству по поводу его машины казалось самым мудрым вариантом действий.
Я заметила спальный мешок на переднем сиденье и подумала, не использовал ли он его прямо там, где он лежал. Неужели он просто остановился на обочине, опустил пассажирское сиденье и уснул? Ел ли он холодную тушенку из консервных банок? Потому что в подстаканнике точно была открывашка.
А на полу, с пассажирской стороны, точно лежала слегка помятая, открытая коробка презервативов.
— Ты не беспокоишься о ботулизме?
В свою защиту скажу, что у меня действительно была причина для вопроса. Я увидела банки, заметила, что на некоторых из них были вмятины, а потом вспомнила школьный урок биологии, где мы изучали анаэробные бактерии и то, как они растут в безвоздушном пространстве. Иногда на банках появляются вмятины и крошечное отверстие, которое даже не видно, но бактерии попадают внутрь и сходят с ума, размножаясь. Когда вы открываете банку, еда выглядит нормально, вы едите ее, но потом умираете.
Все это имело смысл в моей голове. Только когда выпрямилась и повернулась — от чего у меня снова закружилась голова, наверное, потому что я слишком сильно наклонилась, заглядывая в его машину, как какой-то урод из пип-шоу, — я поняла, что для него это не имело никакого смысла. Его брови сошлись в одну линию.
— Из консервных банок. С вмятинами, — сказала я.
Брови не сдвинулись.
— Анаэробные бактерии? Жуткая, мучительная смерть?
Он медленно покачал головой взад-вперед, а потом сделал самое ужасное.
Он ухмыльнулся.
Это было похоже на ядерную атаку.
— Ты странная, не так ли? — спросил он.
Это не я тот парень, у которого в машине презервативы и тушеная говядина.
Однако, я не сказала этого. Я была слишком занята тем, что улыбалась как полная идиотка.
Ухмылка Уэста так на меня действует. Он не часто ее демонстрирует, но, когда он это делает, я теряю голову.
Кроме того, мир стал каким-то нечетким и обрывистым по краям. Я ударилась бедром обо что-то твердое, что при дальнейшем расследовании оказалось дверью его машины, а потом я опустилась, прижалась лбом к горячей передней шине и сказала:
— Это потому, что у них нет обезьян-помощников.
Я даже не знаю, что имела в виду. На меня вдруг накатила сонливость, а он был совсем близко, тянулся ко мне. Я чувствовала его дыхание на своей шее, слышала, как он бормочет что-то о том, чтобы забраться внутрь и обо мне.
Мне понравилось, как это звучит.
Тяжесть на моих плечах оказалась его рукой, обхватившей и опустившей меня на спину. В течение одного медленного, идеального удара моего сердца он стоял на локтях надо мной, его бедра прижимались к моим. Он хорошо пах. Теплый и насыщенный, как что-то потрясающее, что можно съесть и что будет таять на моем языке.
Потом он отодвинулся, и мы лежали бок о бок на земле. Я смутно подумала, не делает ли меня мое желание, чтобы он снова забрался на меня сверху плохой девушкой. Считается ли это изменой? Потому что мне нравились его руки на мне. Мне нравился его запах.
Я закрыла глаза и вдохнула Уэста Левитта, зеленую траву и теплую землю.
Уверена, что все еще улыбалась, когда потеряла сознание.
Бриджит окликает меня у стеклянных дверей на входе в столовую.
Она сияет все время, пока я пересекаю вестибюль, вплоть до того момента, когда я подхожу достаточно близко, чтобы она могла видеть мое лицо.
— Что случилось с твоим носом?
— Он столкнулся с локтем.
