— Я хочу убивать тебя.
Хочу, чтобы ты был внутри меня. Глубоко. Глубже.
Пожалуйста.
Слова вертятся у меня на языке, накапливаются, но я не могу заставить себя их произнести. Не могу попросить.
— Я хочу, чтобы ты кончила, — говорит он.
Это тоже было бы прекрасно.
Он проводит рукой по моей ноге, и я издаю звук, похожий на писк. Видимо, ему это нравится, потому что он крепко целует меня. Его ладонь начинает все сначала, скользя от моей шеи к плечу. Он скользит по ключицам, чтобы нащупать мою грудь и медленно провести по соску, а затем вниз к талии, к пупку, к пространству между нашими животами.
— Мне нужно прикоснуться к тебе.
— Пожалуйста.
Он сдвигается в сторону, его бедро нависает над моим, его локоть возле моей руки, его дыхание у моего уха, когда он ласкает мою грудь тыльной стороной ладони. Проводит взад-вперед по моим соскам. Прослеживает круги, случайные узоры, пока я не готова сделать ему больно, потому что предвкушение убивает меня, и я говорю:
— Уэст, пожалуйста, пожалуйста, — и он сдается. Он опускает руку и медленно — мучительно медленно — скользит ею вниз по моему животу. Над моим пупком. Прямо к краю моих трусиков, которые представляют собой нелепый хлопок в красно-белую полоску с ягодами остролиста на них и мультяшным Сантой, наименее сексуальные трусики из всех, что у меня есть.
Не знала, что окажусь здесь, что это случится. Понятия не имела, что принесет это утро. Никогда не могла представить, что почувствую руку Уэста, обхватывающую меня. Его пальцы ласкают меня, прослеживая тайные формы моего тела, звук его голоса, говорящего: — Черт возьми, Кэр, — как молитву и комплимент.
Он вводит в меня свой палец. Потом еще один. Когда он пробует три, я хнычу, и он находит большим пальцем мой клитор. Потрясенная, я начинаю сползать с кровати.
В каком-то смысле я делала это раньше, все это, но ощущения совершенно новые и поразительно разные. Это так хорошо, что больно, мучительно больно, и я ненавижу это, но не так сильно, как люблю.
— Тебе это нравится, — говорит он.
Я мяукаю. Как кошка. И его ухмылка такая самодовольная, что я тянусь к нему, чтобы игриво шлепнуть его, но он меняет угол наклона своих пальцев внутри меня, и в итоге я притягиваю его ближе за волосы и целую его так сильно, что наши зубы стучат друг о друга, и я прикусываю язык. Но мне все равно. Не сейчас, когда большой палец Уэста обводит мой клитор, снова и снова, немного слишком сильно, что, как оказалось, мне нравится.
Его пальцы двигаются внутрь и наружу в моем теле — постоянный ритм, который разрывает меня на тысячу отчаянных, жаждущих кусочков.
— Вот это моя девочка, — говорит он, когда мне приходится отвернуть лицо, потому что я не могу сосредоточиться на поцелуе, не могу дышать, не могу делать ничего, кроме как извиваться напротив его руки, бессмысленно, как животное. — Вот так.
Когда я кончаю, это ужасающе. Это низкое напряжение накапливается и нарастает, пока я не думаю, что умру, а потом я умираю, умираю, и это ощущение настолько потрясающее, что мне больно. Уэст остается со мной на протяжении всего этого, наблюдает за мной, успокаивает меня, и теперь я могу почувствовать прилив этого, ту часть, которая является удовольствием в одном большом импульсе, волне, пробуждении, пока она не захватывает меня повсюду, не затягивает меня и не отпускает.
Я плыву.
— Боже мой, — шепчу я, когда снова могу говорить. Мой голос слабый. Пот выступил на моем теле. Влажность между ног распространилась вниз по бедрам, и я чувствую запах секса.
Нейт как-то назвал его «рыбным запахом». Он так шутил.
Пошел ты, Нейт, — слабо думаю я, но в этом нет никакой злобы. Мне, честно говоря, все равно.
Мне так хорошо.
С Нейтом все было не так. Я кончала, но это была цель, которую нужно было достичь. Препятствие, которое нужно было кропотливо преодолеть, чтобы мы могли перейти к следующему, а потом к следующему. Это никогда не было этим... этим блаженством, этим общим делом, которое мы с Уэстом делаем между собой, естественным результатом нашего совместного существования, а не результатом наших упорных усилий.
— Эй, где ты витаешь?
Уэст опирается на один локоть рядом со мной, его рука покоится на моем животе.
Бедная рука, она, должно быть, устала.
Я похлопываю ее, а затем соединяю наши пальцы вместе. Он улыбается и убирает локоть, оседая на матрас. Я слишком устала, чтобы делать что-либо, кроме как смотреть на него. Его лицо, его грудь, его живот, его трусы, темно-серые, с интригующей выпуклостью и еще более интригующим мокрым пятном.
Я никогда не прикасалась к нему там. Боялась, всегда боялась, что есть правила, а я их не знаю. Как будто, если буду ждать достаточно долго, кто-то даст мне книгу под названием «Как трогать пенис Уэста», и я смогу изучать ее, пока не стану уверенной. Экспертом.
Хватит об этом.
В этой постели, в этом коконе, мне позволено тянуться к нему. Наслаждаться резкостью его вдоха, его опущенными веками, его губами, зажатыми между зубами.
Мне позволено провести пальцами по его счастливому следу, прижаться ближе, чтобы мы оказались живот к животу, моя грудь вдавилась в его грудь, моя рука скользнула внутрь его трусов и исследовала то, что нашла.
Твердый. Горячий. Большой — о Боже мой.
— Ты как печка, — говорю я, и он смеется.
Я думаю, что это смех, но он звучит так, будто Уэсту больно. Я хочу сделать лучше.
Крепко сжимаю руку и осторожно поглаживаю, наблюдая за его лицом, чтобы понять, все ли в порядке. В порядке ли я, делая это. Это не первое мое родео, но не хочу быть неумелой. Хочу дать ему то, что он дал мне.
Когда я поглаживаю его снова, его рот открывается, голова откидывается назад.
Значит, хорошо.
Кажется, это работает, и я делаю это, пока он не издает звук, который, как полагаю, официально является мычанием, но это так сексуально, что я могу умереть. Нахожу мокрое место на головке его члена, провожу по нему ладонью, скольжу вниз. Рука Уэста внезапно оказывается там, грубо проталкивается мимо моей, крепко обхватывая себя у основания.
