Его голова дернулась в сторону.
— Что?
— Ты назвал меня ею... Люси. — Слезы застилают мне глаза, разрывая хватку, которую я пыталась удержать. Вот так. Я сказала это. Я сказала ему правду.
Его лицо искажается от боли и неверия.
— Что? Не может быть. Ты лжешь.
— Я не лгу.
Я жалею об этом каждый день. Жалею, что не ударила его по лицу и не закричала, когда это случилось, но я не могла его винить. Я не могла винить его, потому что мое намерение заняться с ним сексом было таким же – забыть человека, которого я так хотела. Я хотела стереть Бретта. Он пытался стереть Люси.
Он проводит рукой по лицу. Я провела последнее десятилетие, читая человека, который лгал годами, а Даллас не лжет о том, что не помнит.
Он придвигается ближе, чтобы взять мой подбородок в руку.
— Черт, Уиллоу. Прости меня. Неудивительно, что ты ненавидишь меня до глубины души и едва можешь смотреть на меня. Прости меня. Боже, какой же я мудак.
Он проводит рукой по моей щеке, повторяя извинения. Я вдыхаю аромат сахарной ваты и корицы в его дыхании.
Конец нашей поездки все ближе, и я жалею, что у меня нет тревожной кнопки, чтобы заморозить нас на месте.
— Ты единственная женщина, которую я целовал, кроме Люси, — говорит он, его губы в сантиметрах от моих. — Единственная женщина, к которой я прикасался. Единственная женщина, которую я когда-либо имел в своей постели.
Я расслабляюсь под его прикосновениями, под его словами. Должно ли это признание возбуждать меня? Должно ли это заставить меня захотеть сесть на него и получить арест за публичное непристойное поведение?
— И это не из-за отсутствия попыток, — продолжает он. — Я могу показаться высокомерным придурком, но ко мне ежедневно стучались женщины, но я никогда не обращал на них внимания. Заменить Люси быстрым трахом не было моим намерением. Я мог бы сделать это с кем угодно. Я мог бы назвать ее имя, но, клянусь тебе, я знал, в ком я был, и это была не она.
Я тяжело дышу и провожу мозолистой ладонью по своей щеке.
— В ту ночь нам обоим не хватало других людей. Мы можем согласиться с этим.
Я киваю на правду.
— Что ты хочешь от меня? — шепчу я, мои губы почти касаются его губ.
— Я хочу, чтобы ты переехала сюда насовсем. Я хочу, чтобы ты растила здесь нашего ребенка. Я не хочу, чтобы ты уезжала.
Его глаза смягчаются, и я провожу языком по губам, даже не осознавая этого.
Боже, отчаянное желание поцеловать его, желание трахнуть его, желание его прикосновения к моему телу – это все, что я сейчас чувствую.
— Что ты хочешь от меня, Уиллоу?
Снова обхватить рукой твой член. Почувствовать тебя внутри себя в последний раз. Чтобы ты любил меня, как любил ее.
— Я... я не знаю, — отвечаю я, задыхаясь. Я не могу сосредоточиться ни на чем, кроме нас.
Он делает резкий вдох.
— Почему я не могу перестать думать о тебе?
Я делаю шаг, не в силах остановить себя, и прижимаюсь губами к его губам. На вкус он больше похож на сахарную вату, чем на запах. Он стонет, перемещая руку с моего лица на шею, ныряет в мои волосы и притягивает меня ближе, открывая рот так, что наши языки встречаются.
Его рот мягкий и запретный. Если он поцелует меня только один раз, я буду на грани. Он придвигается ближе, используя свое колено, чтобы раздвинуть мои ноги, и скользит рукой по моему бедру, останавливаясь там, где заканчиваются мои шорты.
— Что ты делаешь со мной? — бормочет он, забирая меня глубже в рот и просовывая руку под ткань, раздвигая пальцы.
Я стону и наклоняю бедра вверх, позволяя ему продолжать. Его пальцы пробираются к моей серединке, прямо над трусиками, и он проводит по ней большим пальцем.
— Черт, — стонет он. — Ты вся мокрая.
Я закрываю глаза, пока он сдвигает мои трусики в сторону.
— Так, кто следующий в очереди? — кричит оператор.
Рука Далласа исчезает через несколько секунд, и он падает спиной на сиденье, его дыхание затруднено.
— Черт. Мне жаль. Этого не должно было случиться.
Я поправляю шорты, провожу руками по волосам, чтобы поправить их, и скручиваю руки вокруг живота. Без сомнения, я бы ударила его по лицу, если бы мы не находились в общественном месте.
— Ты прав. Этого больше не повторится, — шепчу я.
Оператор подмигивает нам, когда вагон останавливается, и мы выходим.
— Это происходит постоянно, мужик, — говорит он, ухмыляясь. — Подумал, что ты не захочешь продолжать свое шоу перед всеми.
