— Могла бы жить с Ноксом и Наоми, — произнёс я, выдавив слова прежде, чем так запыхаюсь, что не смогу говорить. Я был не в форме, и её фигуристая задница в леггинсах ничуть не способствовала моей выносливости.

— Мне нравится иметь своё личное пространство, — ответила она.

Мы добрались до верха лестницы, и я последовал за ней до открытой двери по соседству с моей квартирой, чувствуя, как ручеёк ледяного пота стекает по спине. Мне реально надо вернуться в спортзал. Если я до конца дней своих буду ходячим трупом, надо хотя бы быть таким ходячим трупом, который способен поддержать разговор при подъёме по лестнице.

Лина бросила рюкзак внутрь, затем повернулась и забрала у меня коробку.

И снова наши пальцы соприкоснулись.

И снова я кое-что почувствовал. И не просто боль в плече или пустоту в груди.

— Спасибо за помощь, — сказала она, забирая у меня ящик.

— Если что-то нужно, я живу прямо за стенкой, — ответил я.

Её губы слегка изогнулись.

— Рада слышать. Увидимся, красавчик.

Я стоял как вкопанный даже после того, как она закрыла дверь, и ждал, пока все эти угольки не остыли.

Глава 2. Тактики избегания

Лина

Я закрыла входную дверь перед всеми 185 сантиметрами раненого и мрачного великолепия Нэша Моргана.

— Даже не думай об этом, — пробормотала я про себя.

Обычно я не возражала рискнуть, немного поиграть с огнём. И именно такой риск представляет сближение с мистером Секси-Паинька, как прозвали его дамы Нокемаута. Но у меня имелись дела поважнее, чем флиртом прогонять печаль, которую Нэш носил на себе как плащ.

«Раненый и мрачный», — снова подумала я, пока тащила свои файлы через всю комнату.

Я не удивилась тому, что он меня привлекал. Пусть я предпочитала стиль жизни под девизом «поматросить и бросить», я ничто так не любила, как хороший вызов. И пробраться за этот фасад, раскопать, что именно вызвало тени в его печальных глазах героя — это как раз такой вызов.

Но Нэш казался мне одним из тех парней, что стремились остепениться и обзавестись семьей, а у меня аллергия на отношения.

Стоило тебе продемонстрировать интерес к кому-нибудь, как они сразу начинали думать, будто имеют право указывать тебе, что делать и как делать — две мои наименее любимые вещи. Мне нравилось весело проводить время, наслаждаться азартом погони. Мне нравилось играть с кусочками пазла, пока не сложится полная картинка, а потом двигаться дальше. А между такими эпизодами мне нравилось входить в своё личное жильё, полное моих личных вещей, и заказывать еду, которая мне нравилась, не споря ни с кем о том, что смотреть по телику.

Я поставила коробку на маленький обеденный стол и осмотрела свою новую обитель.

У квартиры был потенциал. Я понимала, почему Нокс вложился в это здание. Он никогда не упускал потенциал, скрытый под поверхностным бардаком. Высокие потолки, обшарпанные деревянные полы, большие окна с видом на улицу.

Основное пространство гостиной было меблировано выцветшим диваном в цветочек, который стоял лицом к маленькому, но крепкому круглому обеденному столу с тремя стульями и некому подобию стеллажа, собранного из старых ящиков под передними окнами.

Кухня, которая представляла собой крохотный отгороженный уголок с гипсовыми стенами, устарела лет на двадцать. Не проблема, поскольку готовкой я не занималась. Шкафчики гарнитура имели безвкусное жёлтое ламинированное покрытие, давно пережившее лучшие деньки, если таковые у него вообще имелись. Но тут была микроволновка и холодильник, в котором хватит места для хранения еды на вынос и упаковки из шести бутылок пива, так что меня всё устроит.

Спальня пустовала, но там стоял нормальных размеров шкаф, который, в отличие от кухни, был обязательным элементом для меня и моей склонности к шопингу. Прилегающая ванная была очаровательно винтажной — ванна с ножками в форме лап и абсолютно бесполезная раковина-стойка, на которой удастся разместить ровно 0% от моей коллекции макияжа и уходовых средств для лица.

Я шумно выдохнула. Если диван окажется удобным, может, я сумею отложить принятие решения насчёт кровати. Я не знала, надолго ли здесь задержусь, и сколько времени у меня уйдёт на поиски необходимого.

Я очень надеялась, что это скоро закончится.

Я плюхнулась на диван, молясь, чтобы он оказался удобным.

Но не судьба.

— За что ты меня наказываешь? — спросила я у потолка. — Я не ужасный человек. Я притормаживаю и пропускаю пешеходов. Я жертвую деньги той ферме-приюту для животных. Не забываю есть овощи. Чего тебе ещё надо?

Вселенная не ответила.

Я тяжко вздохнула и подумала о своём таунхаусе в Атланте. Я привыкла терпеть не лучшие условия на работе. Возвращение после долгого проживания в двухзвёздочном мотеле всегда заставляло меня ценить моё дорогое постельное бельё, чрезвычайно мягкий дизайнерский диван и дотошно организованный гардероб.

Однако проживание здесь начинало становиться просто абсурдным.

И чем дольше я жила в городе, не добиваясь прорыва, или подсказки, или света в конце туннеля, тем более дёрганой я становилась. Формально я, возможно, выглядела как импульсивный дикий ребёнок. В реальности я просто следовала плану, который составила давным-давно. Я была терпеливой и логичной, и риски, на которые я шла были (почти всегда) просчитанными.

Но прожив несколько недель в крохотном городке, где до ближайшего магазина Sephora надо ехать тридцать восемь минут, и не имея ни малейшего указания, что я двигаюсь в верном направлении, я начинала уставать. Отсюда и разговоры с потолком.

Я начинала скучать и раздражаться — опасная комбинация, поскольку от этого невозможно было игнорировать назойливое сомнение в том, что может, эта работа нравилась мне уже не так сильно, как раньше. Сомнение, которое волшебным образом пустило корни, когда прошлое задание пошло не по плану. Ещё одна вещь, о которой мне не хотелось думать.

— Ладно, вселенная, — снова сказала я потолку. — Мне нужно, чтобы одна вещь пошла по-моему. Всего одна. Например, распродажа туфель или, ну не знаю, как насчёт хоть одной подвижки в этом деле, пока я умом не тронулась?

На сей раз вселенная ответила телефонным звонком.

Вселенная была засранкой.

— Привет, мам, — ответила я, ощущая одновременно раздражение и привязанность.

— Вот и ты! Я беспокоилась, — Бонни Солавита не была беспокойным человеком от рождения, но приняла навязанное ей бремя и с энтузиазмом вошла в роль.

Я не могла сидеть смирно во время этих ежедневных разговоров, так что встала с комковатого дивана и направилась к столу.

— Я несла кое-что вверх по лестнице, — объяснила я.

— Ты же не перетруждаешься, нет?

— Это всего один чемодан, и всего один лестничный пролёт, — сказала я, открывая коробку с файлами. — Чем вы там занимаетесь? — перенаправление — это волшебная палочка, которая сохраняла невредимыми мои отношения с родителями.

— Я еду на маркетинговую встречу, а твой отец где-то под капотом этой проклятой машины, — сказала она.

Мама взяла затянувшийся дольше необходимого перерыв от работы директором по маркетингу, чтобы иметь возможность душить меня заботой, пока я не уехала в колледж за три штата от них. С тех пор она вернулась на работу и вскарабкалась по карьерной лестнице до поста исполнительного директора в национальной организации здравоохранения.

Мой отец, Гектор, через шесть месяцев должен был выйти на пенсию после своей карьеры сантехника. «Этой проклятой машиной» именовался давно не видевший техосмотра Мустанг Фастбэк 1968 года, который я подарила ему на день рождения два года назад, благодаря щедрой бонусной выплате на работе. У него была такая машина, когда он был ещё молодым привлекательным холостяком в Иллинойсе, но потом он обменял её на хороший пикап, чтобы произвести впечатление на дочку фермера. Папа женился на этой дочке фермера (моей матери) и последующие десятилетия скучал по своей машине.

— Он уже сумел её завести? — спросила я.

— Пока нет. Он чуть не уморил меня со скуки вчера за ужином, заведя двадцатиминутную беседу о карбюраторах. Так что я ответила ему тем же, объяснив, как мы меняем свои рекламные посылы, опираясь на демографию разрастающихся пригородных зон на Восточном Побережье, — самодовольно объяснила мама.