Она шлепнула меня по груди.

— Очень смешно, засранец.

Её бёдра сдвинулись почти неуловимо. Мой член тут же это подметил, и никакое количество призванного профессионализма, никакие приличия не могли остановить образы того, что я хотел с ней сделать.

Я хотел двигаться, толкнуться в этот жар, использовать её тело, чтобы вернуть себя к жизни. Я хотел смотреть, как её губы приоткроются, как её веки опустятся, пока я буду вбиваться в неё. Я хотел ощутить, как она сжимается вокруг меня, услышать, как она шепчет моё имя этим хриплым, пропитанным сексом голосом.

Я хотел погрузиться в неё так глубоко, чтобы она забрала меня с собой, когда утратит контроль и окружит меня всем этим жаром.

Это не просто увлечение, обыденная похоть. То, что я чувствовал, граничило с неконтролируемой жаждой.

Образы, проносившиеся в моём разуме, почти создавали угрозу ещё более позорной ситуации. Я собрал остатки своего истлевшего самоконтроля и велел себе отступить.

— Да е*ись ты... — пробормотал я себе под нос.

— Прямо здесь е*аться?

Я распахнул глаза и уставился на Лину. В этих насыщенно карих глубинах виднелся намёк на веселье и что-то ещё. Что-то опасное.

— Шучу, красавчик. По большей части.

Она снова шевельнулась подо мной, и мои челюсти сжались. Мои лёгкие горели, напоминая мне сделать вдох. Теперь мой пот уже не был холодным.

— Твой пистолет вжимается в меня.

— Это не мой пистолет, — выдавил я сквозь стиснутые зубы.

Её губы коварно изогнулись.

— Я знаю.

— Тогда прекрати шевелиться.

Мне потребовалось ещё тридцать секунд, но я сумел отлепиться от неё. Я встал на ноги, затем протянул руку, чтобы помочь ей подняться. Ещё не до конца придя в себя, я дёрнул сильнее необходимого, и Лина врезалась в мою грудь.

— Воу, здоровяк.

— Прости, — я положил руки на её плечи, а затем сделал очень намеренный шаг назад.

— Не извиняйся. Я бы попросила извинений лишь в том случае, если бы у тебя не возникло очень здоровой физиологической реакции на то, что ты меня пригвоздил.

— Тогда всегда пожалуйста?

Судя по её виду, Лина вышла на пробежку. На ней были лосины и лёгкая кофта с длинными рукавами, и то, и другое облегало её тело как вторая кожа. Её спортивный лифчик был бирюзовым, а кроссовки — ярко-оранжевыми. Телефон она закрепила ремешком на одной руке, а на поясе виднелась баночка перцового спрея.

Лина склонила голову набок и окинула меня безмолвным взглядом. Я чувствовал этот взгляд как ласку. Хорошие новости для моих мёртвых внутренностей. Плохие новости для эрекции, которую я пытался прогнать усилием воли.

Несколько долгих, жарких мгновений мы стояли так, ближе чем следовало, изучая друг друга взглядами и натужно дыша.

Те искры в моей груди ожили и распространились, согревая меня изнутри. Я хотел снова прикоснуться к ней. Нуждался в этом. Но как раз когда я поднял руку, чтобы потянуться к ней, раздался пронзительный писк.

Лина отпрыгнула, хлопнув себя ладонью по запястью.

— Это что такое, чёрт возьми? — спросил я.

— Ничего. Просто... напоминалка, — ответила она, возясь со своими часами.

Она лгала. Я в этом не сомневался. Но прежде чем я успел потребовать ответов, из трубы донёсся жалобный скулёж.

Лина приподняла брови.

— Это что за фигня?

— Собака. По крайней мере, я думаю, что это собака, — сказал я ей.

— Так вот что ты делал? — спросила она, обходя меня и направляясь к трубе.

— Нет. Я два-три раза в неделю втискиваюсь в водоотводные трубы. Того требуют должностные обязанности.

— Смешной ты, красавчик, — сообщила Лина через плечо, опускаясь на четвереньки перед трубой.

Я стиснул кожу между моими бровями и постарался не обращать внимание на её провокационную позу, поскольку моё возбуждение и без того вспыхивало на раз-два.

— Ты испортишь свою одежду, — предупредил я её, глядя на голубое небо, а не на неё, пока она ползла на четвереньках.

— Для этого и существует стирка и шопинг, — ответила Лина, засовывая голову в трубу.

Я сердито посмотрел на свою эрекцию, которая выпирала под ширинкой и ремнём.

— Привет, милая. Ты не хочешь выйти сюда, чтобы я привела тебя в порядок?

Она говорила — ворковала — с собакой. Я это понимал. Но что-то глупое и отчаянное во мне среагировало на её успокаивающий, гортанный тон.

— Давай я сам разберусь, — сказал я в основном её прекрасной заднице в серых леггинсах.

— Какой хороший мальчик или девочка, — пропела Лина, после чего высунулась обратно. На её щеке и рукавах виднелись пятна грязи. — У тебя в машине есть еда, красавчик?

И почему я сам об этом не подумал?

— Есть немного вяленой говядины в бардачке.

— Не против поделиться своим перекусом с нашим новым другом? Думаю, я сумею подманить его или её поближе и схватить, если покажу что-нибудь заманчивое.

Что-то заманчивое — это она сама. Я бы полз на брюхе по застывшей грязи, чтобы получше полюбоваться ей, но то я, а не какая-то замёрзшая потерявшаяся собака.

Я пошёл обратно к своему внедорожнику, приказывая крови отлить от паха. Я нашёл вяленую говядину, затем взял ещё несколько вещей из багажника, лежавших там на случай чрезвычайной ситуации — в том числе затягивающийся поводок, собачью миску и бутылку воды.

Когда я вернулся с вещами, Лина залезла в трубу аж по талию, лёжа на животе. Я присел на корточки рядом и заглянул внутрь. Мой крохотный комок грязной шерсти подвинулся ближе и находился почти на таком расстоянии, что мог лизнуть или укусить.