Притворяюсь, что не замечаю, как задираются его серые треники, когда он встает прямо. Протягивает мне руку, и я беру ее, выскальзываю вслед за ним и позволяю проводить меня в дамскую комнату, пока он сам не зашел в мужской туалет.
Смотрю на свое отражение, поправляя намокшие трусики. Я выгляжу не так плохо, как ожидала, если не считать глубокого румянца на щеках, я выгляжу нормально.
Мою руки и полощу рот, прежде чем выйти из туалета и вернуться к нашему столику, обнаружив, что он уже освободился. Гриффин стоит у стойки, рукава его черной рубашки закатаны, обнажая предплечья. Он протягивает рыжеволосой пятидесятидолларовую купюру, забирая у нее кондитерский пакет.
— Сдачу оставьте себе, – говорит он с теплой улыбкой, а затем поворачивается и замечает, что я наблюдаю за ним.
Он подходит ко мне и протягивает мне мой недопитый латте, после чего берет меня за свободную руку и выводит из кафе. Я заставляю себя не оглядываться на рыжеволосую, желая забыть, что она застала меня за сосанием пальцев Гриффина, как леденца, но в то же время благодарна, что это было единственное, что она видела.
Он переплетает свои пальцы с моими, его большой палец рисует узоры на моей ладони, пока мы идем к магазинам одежды.
— Это было так неловко, – простонала я, закрывая половину лица чашкой с латте. — Не могу поверить, что она нас видела.
— Она почти ничего не видела, не волнуйся за нее. Она забудет о нас до конца своей смены.
Я вздыхаю.
— Я очень надеюсь на это. Я буквально умру от смущения, если она расскажет прессе и мы снова окажемся в завтрашней газете.
Он хихикает и останавливается перед магазином.
— Почему бы нам не попробовать зайти сюда? Я никогда раньше не заходил в такие места.
Его глаза сканируют манекены, выставленные за витриной, прежде чем он открывает дверь и вводит меня внутрь.
— Ты никогда раньше не занимался шоппингом?
Он качает головой, и у меня в груди взрывается волнение.
— Ладно, это может быть самый лучший день, потому что я обожаю шоппинг. Бери тележку.
Я бегу к проходу с аксессуарами, Гриффин медленно идет следом. Пробираемся через большую кучу огромных солнцезащитных очков почти тридцать минут, и я наблюдаю, как он примеряет некоторые из них, сосредоточенно нахмурив брови.
В конце концов находит пару очков-авиаторов, которые ему нравятся, и бросает их в тележку, прежде чем мы переходим к головным уборам.
Оглядываюсь на него и замечаю легкую хромоту в его походке, которой не было сегодня.
— С ногой все в порядке? – наконец спрашиваю я.
Он колеблется, похожий на оленя, попавшего в свет фар, затем смотрит налево, берет широкополую летнюю шляпу и надевает ее мне на голову.
— Вот это образ, – говорит он, принуждая меня улыбнуться.
Я стараюсь не обращать внимания на то, что он избегает меня, потому что его отсутствие реакции – достаточное подтверждение того, что он не в порядке и его нога тоже не в порядке.
Теперь ему все труднее скрывать это, и я знаю, что нам придется поговорить об этом. Не хочу портить момент, поэтому вместо этого я беру разноцветный шарф и накидываю его на шею, позируя ему, прежде чем поцеловать.
Он смеется, откидывая край моей шляпы, а затем берет темно-синюю бейсболку и надевает ее. Кто бы мог подумать, что такая простая вещь, как кепка, может завести?
— Думаю, мы попали в точку, – хихикаю я, — давай заплатим за это и съедим по мороженому на пляже.
Заходящее солнце окрашивает небо в оранжевые и розовые оттенки, отражаясь на поверхности океана. Мы с Гриффином сидим на пляже и смотрим, как волны медленно разбиваются о берег, а парочки прогуливаются бок о бок с туфлями в руках.
— Кто здесь придумывает названия вкусов мороженого? Пляжный ягодный взрыв? Прибрежный карамельный хруст? Такое впечатление, что города пытаются перещеголять друг друга самыми странными вкусами.
Гриффин смеется, и этот звук согревает мои внутренности.
— Это часть удовольствия от жизни в прибрежном городе: все соревнуются, и все в пляжной тематике.
— Я вижу это, – смеюсь, скрещивая ноги в лодыжках и облизываю мороженое.
Мы сидим в тишине, пока доедаем, но шум волн наполняет тишину. Когда мы заканчиваем, я подтягиваю колени к груди, обхватываю их руками и кладу голову на них.
— Гриффин?
— Да?
— Ты можешь сказать мне, что с тобой происходит? С твоей ногой?
Он молчит, его лицо не читается, пока смотрит на воду, а затем вздыхает и опускается на песок.
— Я ходил к физиотерапевту, – он делает паузу, его адамово яблоко заметно подрагивает, — моей ноге становится хуже, а не лучше.
У меня замирает сердце.
— Что это значит для серфинга?
