Она делает паузу, после чего вешает трубку. Я знаю, она не готова сейчас ответить мне тем же. Но она думает об этом, и это уже что-то.
Кладу телефон и смотрю на браузер в телефоне папы, задаваясь вопросом о так называемых преступлениях Адама. Но судебные записи не являются достоянием общественности.
Он всегда был со мной добрым. Добрым, честным и даже больше. У меня нет ни единой причины не доверять ему.
Кроме совета Мэгги.
Прикусываю губу, долго и тяжело раздумывая над тем, чтобы позвонить ему. Я могла бы просто спросить. От простого вопроса ничего не случится, да?
В конце концов, я ставлю папин телефон обратно на зарядку и отправляюсь в кровать.
***
Адам снова находит меня на раздаче в столовой. Видимо, сегодня он по-настоящему голоден, потому что хватает апельсин и клубный сандвич и кладёт их на мой поднос.
— Кстати, на сколько ты наказана? — начинает он.
— До своего тридцатилетия, — отвечаю я. — Ты берёшь больше еды, чтобы потом выбросить в мусорку?
— Не в этот раз. У меня горячее свидание.
Я беру батончик-мюсли, изображая безразличие.
— В кафетерии Риджвью Хай. Да ты на самом деле игрок?
— Из меня просто сочится крутизна. — Он протягивает десять долларов, чтобы заплатить за наши обеды.
Я открываю рот, чтобы возразить, потому что не хочу, чтобы он это делал. Я видела, где он живёт. И сомневаюсь, что работа уборщиком на полставки даёт ему нормальный доход.
— На этот раз это должно было быть моей заботой, — говорю я.
Его лицо немного напрягается, но он скрывает это улыбкой.
— Не суди о книге по обложке.
— Прости. Я не имела в виду ничего такого.
Он пожимает плечами, но я чувствую себя идиоткой. Подталкиваю его локтем.
— Я уже в опале?
— Нет, — отвечает он. — Если только не собираешься попытаться отменить наше свидание.
— Никогда.
— Тогда тебя ждёт твоя карета. — Он кладёт поднос обратно на линию раздачи и убирает сандвич и апельсин в карманы своего пальто.
Я тоже кладу всё в карманы, хваля себя за то, что выбрала мюсли и йогурт вместо большого салата, на который смотрела.
Затем он выходит из кафетерия, даже не смотря, следую ли я за ним. Нам разрешено есть за пределами кампуса, поэтому я не понимаю его секретности. Но, в любом случае, я шагаю за ним, скользя по парковке, пока мы не садимся на передние сиденья его старенького Камаро.
Мы едим обед под радио, играющее тихо, как падающий снег, летающий вокруг машины. После того, как я кладу обертку от мюслей в стаканчик из-под йогурта, Адам укладывает мои ноги на своих коленях и начинает развязывать шнурки на моих ботинках.
У меня нет ни малейшей идеи, почему это посылает мурашки вверх по моим ногам, но это так.
— Ты получил свои промежуточные результаты? — спрашиваю я, стараясь вести себя как обычно, и прислоняюсь к окну.
Он пожимает плечами.
— Да. У меня всё хорошо. А ты?
— Пять с минусом. И я ненавижу тебе это говорить, но ты действительно не понимаешь, что значит «хорошо».
— Я не понимаю?
— Неа. «Хорошо» обозначает среднюю успеваемость, а ты ничего не делаешь наполовину.
Его руки взбираются на мои колени. И я не знаю, оттого ли, что он смотрит на меня из-под своих тёмных ресниц, или из-за какого-то секретного вещества, выходящего из-под его пальцев, но он сводит меня с ума.
— Я обычный в большинстве вещей.
— Да ладно, — говорю я и с ухмылкой тяну свои ноги назад с его коленей. — Дай отгадаю. Ты, наверное, имеешь в виду, что набрал девяносто семь.
— Девяносто шесть, — поправляет он.
Я задыхаюсь, кладя руку на горло, и пригибаюсь к коленям.
— Ты теряешь рейтинг.
