Его тяжелый, полный тоски взгляд, поднимается к моим глазам.
— Твое кольцо.
Пытаюсь нащупать металл на пальце, но его там нет.
— Я сняла его, когда мыла тебе голову.
— Иди и возьми его, — грубо говорит он. — Надень его обратно.
Ответ прост.
— Нет.
В его глазах вспыхивает гнев.
— Сделай это сейчас же.
— Не хочу.
— Надень его.
— Зачем?
— Мне нужно напоминание о том, что ты принадлежишь ему…
— Я не принадлежу…
— ...или я решу, что ты принадлежишь мне.
Я втягиваю воздух от собственнической силы, стоящей за его словами.
— Я никому не принадлежу.
Мужчина оскаливает зубы.
— Это вызов?
Мое сердце колотится из-за того, что должно быть страхом или предупреждением, но вместо этого я ловлю себя на том, что жажду подтолкнуть его, пока мужчина не сломается, чтобы я, наконец, смогла заглянуть за стену, которую он построил вокруг себя.
— Да.
Гризли отшатывается от моего ответа, и выражение его лица искажается от недовольства.
— Ты добровольно подвергаешь себя опасности.
— Потому что ты причинишь мне боль? Я в это не верю.
Он встает и ныряет за дровяную печь, чтобы схватить синюю фланель от «Берберри».
— Тогда ты глупее, чем я думал. — Он бросает мне рубашку, и я прижимаю ее к груди. — Прикройся. — Затем хватает мое кольцо со стола и бросает мне на колени. — Надень его.
Затем спешит по лестнице, возвращаясь в постель.
Глубоко в груди вспыхивает боль.
— Ну ты и мудак!
Он не только отверг меня физически, но и считает меня глупой. Нет, глупее, чем он думал, что еще хуже. Швыряю его фланель в дальний конец хижины, за ней следует дурацкое кольцо Линкольна.
Без рубашки я забираюсь под одеяло из шкур животных и натягиваю их на голову, чтобы Гризли не услышал, как я плачу.
Я очень хочу выбраться отсюда.
Чем скорее, тем лучше.
АЛЕКСАНДР
Заставляю себя оставаться в постели так долго, как только мог.
Проснувшись в два часа ночи и обнаружив женщину топлес у камина, мое сердце чуть не выскочило из груди при виде этого зрелища. Как болтать сырым мясом перед голодным львом, так и мое тело реагировало на вид ее полных женских изгибов в свете огня. Ее темные волосы спадали на обнаженную кожу, и с воспоминанием об их мягкости, свежими в моей памяти, в сочетании с жаждой узнать, были ли и другие части ее тела столь же мягкими, я хотел взять ее, как будто она принадлежит мне.
Ее глаза умоляли меня прикоснуться к ней. Она предложила мне свое тело, и я был так близко. Очень близко.
Я никогда так плохо не контролировал свои сексуальные импульсы.
Но это все, чем они всегда были — импульсами.
То, что произошло прошлой ночью, было совсем другим. То, что я почувствовал, было навязчивым влечением, одержимостью и жаждой обладания, которые выходили далеко за рамки удовлетворения сексуальной потребности.
