Полет проходит гладко, и все же, по мере приближения к дому, турбулентность шевелится в моей груди. Иррационально я чувствую, что у меня отняли те несколько дней, которые у меня оставались с Джордан.
Хотя брат прав. Мне повезло, что между нами не произошло ничего плохого. Может быть, это хорошо, что наше время сократилось до того, как я сделал что-то, о чем мог бы пожалеть.
ДЖОРДАН
— Святое дерьмо. — На самом деле я не хотела произносить эти слова вслух, но когда Мерфи опускает вертолет на плоскую крышу современной высотки, слова просто вырываются сами собой.
Это не просто какой-то причудливый нью-йоркский небоскреб. Я видела это здание во время посещения парка. Весь белый и стеклянный, он выделяется, как хрустальный собор на западе Центрального парка. Каждый его этаж размером, по крайней мере, с два типичных этажа, с балконами, увитыми зелеными виноградными лозами и листвой.
Как только двигатель выключается, и роторы останавливаются, Мерфи открывает дверь.
— Добро пожаловать домой, сэр.
Александр хмыкает и встает со своего места.
Хейс протягивает руку к открытой двери.
— Сначала дамы, — говорит он без улыбки.
Я выхожу из салона и вижу, что Александр ждет меня. Он наклоняется, как будто собирается что-то сказать, но останавливается и хмуро смотрит на что-то прямо через мое плечо.
— Эй, Зандер!
Александр ворчит, мускул на челюсти дергается.
— Алекс. Зандер. — Еще один удар по тому, что, как мне казалось, я знала об этом человеке. — Ты же говорил, что никто тебя так не называет? — А еще он сказал, что никогда не лжет, и я ему поверила. Но после того, как на его пороге появился вертолет, я все ставлю под сомнение.
Его ореховый взгляд согревает меня.
— Ты спросила, можно ли меня так называть.
Ох. Верно. Полагаю, что уменьшительные имена зарезервированы для близких людей, и хотя мы разделили наши тела прошлой ночью, все же я не в счет. Прикусываю губу и морщусь от острой боли и медного привкуса крови, напоминая о его метке на мне.
Его лицо мрачнеет.
Чья-то рука тяжело опускается ему на плечо, и мужчина, похожий на Хейса настолько, что мне приходится оглянуться, чтобы убедиться, что это не он, приветствует меня улыбкой.
— Ты, должно быть, Джордан. — Он протягивает руку. — Нет, у тебя не двоится в глазах. Я Хадсон, брат-близнец того засранца и младший брат этого сварливого придурка.
Александра, похоже, совсем не позабавило представление Хадсона.
Совершенно белая улыбка и добрые глаза Хадсона ни разу не дрогнули, когда он пожал мне руку.
— У Зандера куча дерьмовой работы, так что я имею честь доставить тебя домой.
Домой. Верно.
— Хорошо, спасибо. — Я поворачиваюсь к Александру, моему Гризли, и ищу в его глазах какое-то подобие нерешительности. Знак того, что он не готов попрощаться со мной навсегда.
Но он лишь смотрит на меня с холодным безразличием.
— Алекс, у тебя через тридцать минут конференц-связь, — кричит Хейс, прижимая телефон к уху.
— Какого черта мы здесь стоим, — говорит Хадсон и ведет нас обоих к большим стеклянным двойным дверям. — Уверен, что ты голодна и измучена, и хочешь оставить все это позади.
Он открывает двери, и Александр входит первым, а Хейс следует за ним по пятам. Хадсон остается рядом со мной, когда мы входим в красивый вестибюль, заполненный белыми мягкими диванами, столами из натурального дерева и полностью укомплектованным баром с барменом в галстуке-бабочке.
Лестница ведет вниз в другой вестибюль, похожий на тот, что выше, но бар заменен рядом стеклянных лифтов.
Хадсон ведет меня мимо лифтов и за угол к другим стеклянным дверям, покрытым матовым покрытием для уединения. На стене висит клавиатура с подсветкой, которая, как я полагаю, должна быть средством отпирания двери, но поскольку она уже открыта, я не вижу, чтобы кто-нибудь использовал ее, чтобы знать наверняка.
Пентхаус за дверью не похож ни на что, что я когда-либо видела лично. Я вхожу в гигантское открытое жилое пространство с современным черным секционным диваном, который больше, чем вся моя квартира. Кухня огромная и может похвастаться профессиональной техникой из нержавеющей стали и обеденным столом, который вмещает не менее двадцати человек. Я не могу себе представить, чтобы Гризли мог терпеть так много людей в своем пространстве.
Окна от пола до потолка выходят на просторы Центрального парка, а акценты из натурального дерева и комнатных растений придают тому, что обычно является стерильным пространством, тепло и уют.
— Сюда, — говорит Хадсон, указывая на винтовую лестницу, которая, кажется, практически парит на краю комнаты.
Я ищу Гризли, но он, должно быть, ускользнул, пока я любовалась его домом.
— Давай, иди сюда. — Хадсон машет мне рукой.
Я следую за ним в другую гостиную с более удобным диваном и огромным телевизором. Он ведет меня через еще одну двойную дверь в спальню огромных размеров. Кровать застелена стеганым одеялом и завалена белыми пушистыми подушками. Окно здесь такое же, с панорамным видом на парк. Я никогда раньше не видела парк с такой высоты.
— Там на столе еда. Ванная здесь, — говорит Хадсон, отрывая мой взгляд от вида. — Я взял на себя смелость принести кое-какую одежду, а также туалетные принадлежности, которые тебе могут понадобиться.
— Одежду? Откуда ты узнал мой размер?
— Хейс сделал предположение в вашем полете. На самом деле он действительно хорош в этом.
Это меня не удивляет. У близнецов такое лицо, которое привлекло бы внимание женщины с другого конца комнаты. А их высокий рост, худощавое, мускулистое телосложение и строгая одежда заставили бы даже самую скептически настроенную женщину поверить, что она нашла того, кого искала. Уверена, что у них была изрядная доля женщин. Я заметила, что ни один из них не носит обручального кольца.
— Не торопись. Когда будешь готова, спускайся вниз. Нас ждет машина, чтобы отвезти тебя домой. — Он запинается. — И еще кое-что, чуть не забыл. К нам едет врач, чтобы проверить, нет ли у тебя травм.
Я потираю больные ребра и заживающую рану.
— Я в порядке.
— Я в этом не сомневаюсь. Это просто мера предосторожности.
— Это Гри… — Я прочищаю горло. — Александр просил тебя сделать все это?
Его брови сошлись на переносице.
— Я имею в виду, почему бы просто не отвезти меня домой прямо сейчас? Почему такой первоклассный сервис?
Его улыбка исчезает, и на лице появляется оттенок жалости.
— Послушай, мисс Уайлдер…
