Он изменял мне. И что еще хуже, все трое знали об этом!
Связная мысль ускользает от меня. Только одна движущая потребность подстегивает меня вперед.
Мне нужно уйти.
Я всегда задавалась вопросом, что бы я сделала в ситуации «сражайся или беги». Оказывается, я бегу.
Бегу. Надеясь уйти достаточно далеко, прежде чем первый первобытный крик вырвется из моей груди. Дело не только в Линкольне. У меня было такое чувство, что наши отношения исчерпали себя. Но Кортни? Она была моей подругой. И Дарин, которого я знаю уже много лет, как он мог не сказать мне?
Моя нога за что-то цепляется, и сила этого толчка бросает меня вперед. Мои руки скользят по шершавой, холодной земле. Я, шатаясь, поднимаюсь на ноги, подталкивая себя вперед. Прочь. Мое зрение затуманивается от слез, не столько от разбитого сердца, сколько от предательства. Как же я этого не предвидела? Я балансирую от дерева к дереву, в то время как расстояние ничего не делает, чтобы очистить мой разум от того, что я видела.
Два года мы были вместе.
Он подарил мне кольцо.
Дикое рычание поднимается по моему горлу. Я стараюсь двигаться быстрее, как будто могу убежать от своих мыслей.
Мы живем в одной квартире. Боже мой, неужели он все это время был лживым обманщиком?
Я познакомилась с его семьей. Познакомилась с семьей Кортни, и ее родители приняли меня как родную.
Сколько раз она спала на нашем диване после ночной попойки?
В скольких поездках она сопровождала нас?
Неужели они трахались все это время?
Любит ли он ее?
Земля исчезает из-под ног и отправляет меня в свободное падение. Боль пронзает мое плечо. Мир вращается вокруг меня в размытом коричнево-зеленом пятне. Удар в бок лишает мои легкие воздуха и голоса. Боль пронзает мой живот под курткой. С каждым переворотом — новая агония. Мой желудок опускается, и я поднимаюсь в воздух. Ноги дергаются, а руки ищут, за что бы ухватиться, чтобы остановить мое свободное падение. Я тяжело приземляюсь. От удара воздух покидает мои легкие.
Мир тускнеет.
Такое чувство, будто мою голову зажали между двумя валунами. Боль между ушами настолько сильна, что сводит живот. Я дрожу от холода, каждый мускул напряжен. Все болит. Приоткрываю веки, надеясь обнаружить, что нахожусь, дома в постели с отвратительным гриппом, но, насколько могу видеть, меня встречает влажная земля.
Линкольн и Кортни.
Агония разрывает мою грудь, и я пытаюсь перекатиться на бок, чтобы свернуться вокруг места, которое болит больше всего. Раскалывающая боль в ребрах замораживает меня на месте и не дает возможности сделать полный вдох. Горячие слезы бегут по моим вискам.
— Помогите… — Звук такой слабый, что его едва ли можно было услышать из-за ветра, который хлещет меня по лицу.
Я прочищаю горло, а затем стону, когда это действие посылает еще одну волну боли.
Мои ребра сломаны. Я в этом уверена.
Это знание приходит вместе с приливом адреналина и осознанием того, что мне придется бороться за свою жизнь.
— Я могу это сделать. — Не знаю, говорю ли я эти слова вслух или про себя. В любом случае, этого достаточно, чтобы заставить меня открыть глаза. И скорее чувствую, чем вижу, что нахожусь у подножия крутого утеса. Я упала, это я хорошо помню.
Левая рука не двигается. Думаю, что-то с плечом. Возможно, сломано. Правая рука двигается, и дрожащими пальцами я ощупываю свое лицо. И шиплю, когда они касаются чувствительной влажной раны на моем лбу.
С измученным болью телом и ноющим сердцем я становлюсь сверхчувствительной к каждому порыву ветра и изменению температуры. Как давно я здесь? Солнце за облаками или я нахожусь в затененном месте леса? Все, что я знаю, это то, что сейчас темно.
Опираюсь о землю здоровой рукой. Боль невыносима, мое зрение затуманивается, когда я использую руку, чтобы подтянуться, и ноги, чтобы подтолкнуться к ближайшему дереву. На лице выступили капельки пота, и я помню, как читала о том, как опасно потеть на холоде.
Звуки, которые доносятся из моего рта, скорее животные, чем человеческие, когда я медленно пробираюсь к укрытию под навесом дерева. Моя рука дрожит от усталости, и я падаю у основания дерева, прижимаясь щекой к грубой коре.
— Только не умирай. — Мой голос хриплый и слабый, и я ненавижу это.
Пытаюсь закричать, чтобы доказать, что могу побороть усталость и желание сдаться. Мой жалкий боевой клич эхом отдается вокруг меня, и в результате боль настолько сильна, что я теряю сознание.
В течение нескольких минут, часов, может быть, даже дней я двигаюсь от темноты к свету, то приходя в сознание, то выходя из него, и ни одно из этих состояний не приносит мне облегчения от холода и агонии.
Ветер воет в кронах деревьев. Холод кусает мою кожу. Я дрожу так сильно, что болят зубы. Я молюсь Богу, в существовании которого не уверена, чтобы он вытащил меня отсюда живой.
Меня будит раскат грома, и я не помню, как заснула. В воздухе витает запах дождя. Онемение в моем лице, руках и ногах — благословенное облегчение. Я пытаюсь приподняться, чтобы занять более удобное положение, но мое тело отказывается слушать команды моего мозга.
Это все?
Так я и умру?
Прижимаюсь щекой к земле и смотрю на лесную подстилку, которая простирается передо мной. Вид то появляется, то исчезает из фокуса, смешиваясь с воспоминаниями о том, как я лежала на полу в мамином трейлере, прижавшись щекой к колючему ковру. Запах плесени и мусора, пота и дыма. Затем обратно в лес — грязь, сосны, мокрые листья. Есть что-то прекрасное в том, чтобы умереть на природе, снова стать единым целым с землей.
Онемение охватывает меня, поднимаясь от кончиков пальцев на ногах, и прогоняет боль.
Вдалеке движется темная фигура.
Я задерживаю неглубокое дыхание. Смерть звучала намного слаще до того, как я подумала, что буду съедена заживо животным. Но я слишком слаба, чтобы сражаться. Слишком ранена, чтобы оказать какое-либо сопротивление. Конечно, запах моей крови привлекает хищников. Я надеялась умереть до того, как они доберутся до меня.
