Двери лифта закрываются, и я прислоняюсь к ним спиной лицом к ней.
— Что ты делаешь? Повернись.
— Я не хочу.
— Никто так не ездит в лифте. Это неудобно. Перестань пялиться на меня. — Она поворачивается лицом к стене с окнами, выходящими на город.
Я нажимаю кнопку «Стоп».
Джордан вздрагивает и пытается обернуться, но я уже стою у нее за спиной, моя правая рука на ее бедре, а левая прижата к стеклу, удерживая на месте. Она втягивает воздух, и я погружаю нос в ее волосы и вдыхаю ее запах.
— Ты пахнешь по-другому.
Ее мышцы напрягаются.
— Это потому, что я чистая.
В моем горле урчит, и я опускаю нос ниже, в пространство за ее ухом, и вдыхаю.
— Ты мне больше нравилась грязной.
— А ты мне больше нравился молчаливым. — Несмотря на свои слова, она отклоняет голову, открывая мне доступ к шее.
Я улыбаюсь, благодарный, что женщина не видит, как легко она вызывает во мне это выражение.
— Ты слишком хороша для этой работы. — Я провожу губами по ее коже.
— В этом мы согласны. Ты даже не представляешь, как трудно найти работу в Нью-Йорке.
Прижимаюсь поцелуем к пульсирующей вене на ее шее и чувствую, как ее пульс трепещет у моих губ.
— Ты слишком хороша для Линкольна. — Его имя, как кислота на моем языке.
Джордан поворачивается в моих руках и смотрит на меня. Ее макияж скрывает веснушки на носу и делает ее глаза больше и четче. Она великолепна, но я предпочитаю естественный розовый цвет ее губ искусственному. И я скучаю по ее веснушкам.
— В тот день, когда я заблудилась, я увидела, как Линкольн и Кортни целуются, и расстроилась. Я убежала. Он не знает, что я знаю о них. Пока мы были в хижине, он практически переселил ее в нашу квартиру. Он выбросил всю мою одежду и потратил мои деньги. Я вернулась к разбитому коры… Эй, успокойся. Ты что, скрежещешь зубами?
Я вздрагиваю, когда ее ладонь касается моей щеки, но она не пугается, только крепче прижимает свою руку ко мне. Я немного расслабляюсь под ее прикосновением.
— Единственная причина, по которой я говорю тебе все это, заключается в том, что я абсолютно с тобой согласна. Линкольн — мешок дерьма.
Я хватаю ее за запястье и опускаю ее руку в свою.
— Мешок дерьма был бы более полезен. — Я нажимаю кнопку лифта, и мы продолжаем подъем.
Она тихо хихикает.
— Точно.
Я тащу ее за собой к входной двери и в свой дом.
— Ты голодна?
— Нет.
Вместо того чтобы идти на кухню, я поворачиваю направо и веду ее в свою спальню. Включив приглушенный свет, отпускаю ее руку. Джордан подходит к окну и проходит в гостиную моей комнаты, где есть небольшая секция диванов, телевизор и газовый камин.
Я направляюсь в ванную и раздеваюсь. Душ обжигающий и желанный после четырнадцатичасового рабочего дня, проведенного в офисе. Моя шея болит от часов, проведенных за дизайном, и я позволяю горячей воде растопить напряжение, чувствуя себя спокойнее, чем когда-либо, зная, что Джордан в безопасности и рядом. Я не мог нормально спать с тех пор, как вернулся, гадая, где она и что делает. Надеясь, что она не ранена и не страдает. И ненавидя себя за то, что ничего с этим не сделал.
— Я собиралась спросить…
Мои глаза распахиваются, когда Джордан заходит в душ.
— ...достаточно ли здесь места для еще одного, но эта штука достаточно велика для десяти человек. — Горячая вода бьет по ее обнаженной коже, и она отскакивает. — Горячо.
Я регулирую температуру, пытаясь заставить свой мозг работать при бешено несущейся крови при виде обнаженной девушки.
Джордан скользит руками от моей поясницы к плечам и впивается пальцами в мышцы там, прежде чем скользнуть вниз. Я поворачиваюсь и притягиваю ее в свои объятия, прежде чем прижаться губами к ее губам. Поцелуй — это неделя сдерживаемого разочарования, семь дней беспокойства и глубокое чувство, что я потерял что-то неотъемлемое в своей жизни, что, наконец, вернулось ко мне. Языки, зубы и блуждающие руки создают нескоординированную связь, и я боюсь, что с ее все еще заживающими ребрами, Джордан может поскользнуться и пораниться.
Я отрываю от нее рот и прижимаюсь лбом к ее лбу.
— Сначала прими душ.
— Я думала, что нравлюсь тебе больше грязной. — Она прижимается своими губами к моим, и я скольжу языком между ее зубами, перемещаясь на скамейку.
Сажусь, разъединяя наши губы, и притягиваю Джордан так, чтобы она оказалась между моих бедер. Вода каскадом стекает по ее горлу, между грудями и ребрами к пупку и дальше. Я слегка провожу большим пальцем по ее ребрам, когда вода там становится бледно-коричневой.
Ее рука накрывает мою, когда я смываю краску с ее кожи.
— Макияж. Чтобы скрыть следы.
— Мне это не нравится. — Я продолжаю тереть, но, кажется, не могу избавиться от этой штуки.
— Без него я выгляжу так, словно прошла через дереводробилку.
Я намыливаю руки, и Джордан опирается на мои плечи, пока я смываю краску с ее торса. Охватываю ладонями всю ее грудную клетку, не торопясь заново знакомлюсь с ее кожей, с ее фигурой.
— Так лучше, — говорю я, когда смываю остатки макияжа.
— Люди не дают чаевых, если видят мои недостатки.
Я хочу сказать ей, что, по-моему, ее недостатки — самое прекрасное в ней, но достаточно хорошо усвоил, что мои слова, какими бы благими они ни были, сильно ранят.
Джордан обхватывает мою щеку и проводит пальцами по моей коже.
— Больше никакой бороды.
Я поворачиваюсь губами к ее запястью и целую.
