[15] Российский 44-й.

Среда

22

Мерседес

— Так что, спустишься в город на festa?

Мерседес хватается за сердце.

— Боже мой, Пауло, прекрати так делать! Ты ж меня убьешь!

— Честному человеку нечего пугаться, — с ухмылкой отвечает он.

Для такого крупного человека он двигается очень легко. Видимо, это важнейший навык для охранника — оставаться незамеченным, пока не станет уже поздно.

— Да, — говорит она, — я всегда туда хожу. Буду работать. В ресторане. Это же одна из самых доходных ночей в году.

— Могу себе представить. А твой мужчина?

— Он тоже. Сам-то пойдешь?

— У меня дежурство, — качает головой Пауло.

— Жаль.

Она поворачивается обратно к филодендрону, сердцевидные листья которого протирает водой с добавлением мебельной полировки. Отражение Пауло в окне пожимает плечами. Четверо девочек Татьяны резвятся в бассейне в крохотных бикини, а их хозяйка отдыхает, откинувшись на подушки шезлонга, и лениво водит пальцем по экрану смартфона.

— Работа такая, — говорит он. — Но мы с Роберто посмотрим с террасы на крыше.

— А, да, оттуда потрясающий вид.

— Ага. Он припас пару стейков из отменной вырезки и бутылочку какого-то немецкого вина от того виноторговца. Халява. Приготовим сэндвич со стейком, на панини, и беарнский соус, для нежности.

— Здорово, — говорит она.

— Вообще-то меня удивляет, что ты не пойдешь к своему папаше.

Теперь уже ее очередь пожать плечами.

Даже если бы отец заплатил, она все равно не пошла бы в «Медитерранео» с его панорамным видом на церковь и пристань для яхт и его VIP-тусовкой. А он и не предлагал.

— У него достаточно обслуги, — говорит она, — а вот у мамы дел действительно будет невпроворот.

— Mamasita, — туманно отвечает он. — В девять мне надо будет отвезти ее королевское высочество вместе с утятками, и, пока они не закончат, я буду свободен.

— Но святого к этому моменту уже вынесут! — протестует Мерседес. — Улицы будут перекрыты.

— Будто это ей помешает, — цинично хохочет он.

Он встает рядом с ней и наблюдает за гостьями. За столько лет знакомства они стали почти что товарищами. С ним легко быть рядом, с его саркастичными замечаниями и скептическим взглядом на вещи. «Я доверяю ему… — размышляет Мерседес. — Какая ирония, если учесть, что мне вообще нельзя никому здесь доверять. Что бы он подумал, если бы узнал, что я занимаюсь ровно тем, что ему по долгу службы положено пресекать?»

— Что ж, эти явно посимпатичнее, чем на прошлой неделе, — произносит он.

Вей-Чень. Сара. Джемма. Ханна. Всем по семнадцать лет, кроме Ханны, которой, если верить паспорту, три месяца назад исполнилось шестнадцать. Это такой… точный расчет. Было бы чуть ли не спокойнее, если бы в эту сеть случайно попалась пятнадцатилетняя. Но все девушки, приезжающие сюда, всегда легального возраста, пусть и достигли его пару дней назад.

Пауло равнодушно смотрит на них. На деле Мерседес никогда не знает, что у него на уме, и никогда не спрашивала. Предположим, она узнает ответ — и что дальше? Проникнется к нему еще большей симпатией или наоборот? Станет ему больше доверять или меньше? Они все замараны, так или иначе, каждый, кто работает на этих яхтах и в этих домах, не исключая саму Мерседес, и ей это прекрасно известно.

— Верно, — отвечает Мерседес.

Все эти девочки действительно милы. Как котята или щенки: в них еще бурлит та жизненная энергия, которая улетучится с годами. Их кожа не нуждается в дополнительном питании, мышцы подтянуты без участия личного тренера. Женщины, гостившие у них на прошлой неделе, были ухоженными и благоухающими, за многие десятилетия они довели себя до совершенства. Но ни один хирург со всеми его навыками и талантами в жизни не добьется того, чего природа достигает каждый божий день, — а именно этого и жаждут престарелые мужчины.

— И все же мне не хотелось бы снова стать молодой, — со вздохом говорит она.

— А мне бы хотелось! — отвечает Пауло. — С радостью.

— Надо полагать, наша молодость прошла по-разному.

— Наверное, если вырос в таком прекрасном местечке, как этот остров, то чувствуешь, что молодость прошла не зря, — замечает он.

Забавно, как люди додумывают, видя перед собой только море и солнце, думает Мерседес.

— Хотя со временем он, должно быть, стал казаться совсем маленьким. Ты никогда не думала о том, чтобы посмотреть мир?

Мерседес пожимает плечами. За тридцать лет она ни разу не уходила в отпуск.

— На внешний мир я и здесь насмотрелась достаточно, — отвечает она. — Не знаю, что мне нужно еще увидеть.

— Там далеко не все такие, как здесь, — со смехом возражает Пауло, — даже богачи.

На ее лице отражается сомнение.

— Нет, правда. Ваш герцог привлекает на остров совершенно определенный тип людей: тех, кто покупает яхты, и тех, кто крутится вокруг владельцев этих яхт, и вертолетов, и личных самолетов, и собственных островов. В мире полно богачей, которые ничего этого не имеют. Серьезно: для людей, которым нужно такое, это своего рода позиция.

— Позиция?

— Конечно. Они не только публично заявляют, что могут себе позволить подобный уровень, но и тем самым возводят вокруг себя стену, разве нет?

Мерседес смотрит на девушек. За миг до этого Нуно принес поднос с фруктовыми коктейлями — судя по запотевшим бокалам с толченым льдом, клубничными дайкири, — и они весело бросаются к нему, как городская ребятня к продавцу xelado, появившемуся на пляже. Татьяна в элегантно завязанном на талии парео и закрывающей лицо шляпе с огромными полями со снисходительной улыбкой поднимает телефон и начинает их снимать. «Наверняка сейчас кому-нибудь отправит, — думает Мерседес. — Как товар из каталога».

— Чтобы люди не смогли заглянуть внутрь, — произносит она.

— Ну да... — отвечает Пауло и после недолгой паузы добавляет: — Но стоит человеку попасть за стену, ему уже не выбраться.

Она внимательно смотрит на него. «Да, ты приятный человек, но все равно остаешься неотъемлемой частью всего этого. И не стоит об этом забывать. Ты не беспомощный участник, которому не оставили выбора».

Татьяна что-то говорит девушкам, они тут же отставляют недопитые коктейли и стайкой скворцов бросаются к двери. Не обращают на Мерседес никакого внимания. Так к ней относятся все здешние гости. Они не понимают, как держаться с ней, от этого им неловко, поэтому они притворяются, что ее вовсе нет рядом.