К тому же благодаря этому у него есть месяц, чтобы все тщательно спланировать.
Когда в лимузине из замка приезжает Луна Микалефф, накатывает страх. Его чувствуют все без исключения. Добра от его визитов не дождешься. Все привыкли видеть эту машину у трапа «Принцессы Татьяны», но, когда она въезжает в порт и подкатывает к «Ре дель Пеше», вокруг повисает странная тишина. Все замирает. Больше не слышно ни болтовни рабочих, разгружающих лодки, ни грохота грузовых тележек по мостовой, ни гулких ударов со стороны старого склада, которы переоборудуют под таможенный пост и полицейский участок, ни обмена приветствиями. В воцарившемся безмолвии можно услышать, как на скалах возводят дома.
Видя, что из машины выходит секретарь герцога с кейсом в руке, уже водрузив на нос очки в знак серьезности своих намерений, Мерседес застывает как вкопанная посреди terasa с тарелками в руке. Женщины, каждый день собирающиеся за семейным столом и помогающие при необходимости, тоже смолкают. Ларисса откладывает вилку от своего обеда, встает, снимает фартук, приглаживает волосы и направляется к двери его поприветствовать.
— Мне зайти с тобой внутрь? — окликает ее Паулина Марино.
Ларисса качает головой, и через минуту они уже идут в дом.
Паулина берет фартук и занимает место Лариссы в зале. А когда проходит мимо Мерседес, ободрительно потирает ее между лопатками и говорит:
— Не переживай. Твоя мама — сильная женщина. Чтобы это ни было, она разберется.
Мерседес не отвечает. Она чувствует, будто земля вот-вот развернется у них под ногами.
«Хуже уже быть не может, — думает она. — Это невозможно. Я и так потеряла сестру и отца».
— Просто нужно не высовываться и жить дальше, — продолжает Паулина. — Впереди нас ждут перемены, Мерседес. Поверь, все еще наладится.
Но нет. Все становится только хуже.
Каждый знает, что происходит, когда умирает арендатор. Но на Ла Кастеллане ни на чьей памяти не бывало разводов. Жены исчезают. Не шляются по острову. Жены исчезают, мужья сохраняют свою аренду, бабушки и дедушки забирают детей к себе, и жизнь продолжается. Развод? Неслыханное дело. Наконец герцог принимает решение.
Землевладельца прилюдно лучше не унижать. Ничем хорошим это не заканчивается.
— Он может арендовать только одно место, — говорит Ларисса. — Так что здесь аренда заканчивается через месяц.
Собравшиеся изумленно ахают.
— А ты не можешь переписать ее на себя? — спрашивает Паулина.
— Почему не могу? Могу, — отвечает Ларисса.
— Тогда все нормально, разве нет?
— Она стоит сто тысяч американских долларов.
Шали плотнее обхватывают плечи, губы смыкаются.
— Через месяц?
Ларисса согласно кивает.
— Но на что вы тогда будете жить?
— Не знаю, — отвечает она, — кроме работы в ресторане я больше ничего не умею.
— А что Серджио?
Ларисса кривит лицо.
— А что он?
У Мерседес гудит голова. Как насчет кладбища? Может, им удастся построить кафе там? Но где они тогда будут жить? К тому же через кладбище просто так никто не ходит, и ни о какой естественной посещаемости там говорить не приходится. «Мы умрем. Из этой ситуации нет выхода».
Вечером приходит Серджио. Замирает на пороге, самодовольный щегол. Он подстриг волосы в новом салоне отеля «Гелиогабал» и отрастил усы, идеально сочетающиеся с новенькой атласной бирюзовой рубашкой.
— Вы по-прежнему можете переехать в «Медитерранео», — говорит он, — двери я ни перед кем не закрывал.
— «Медитерранео»? — ледяным тоном спрашивает Ларисса. — Так ты его назвал?
— Да, — отвечает он. — Там будет потрясающе. Куда лучше, чем это место даже могло бы стать.
— Я рада за тебя, — отвечает она. — Жаль, что ради него тебе пришлось продать свою семью. Кстати, ты забыл застегнуть пуговицу на рубашке. Смотри, так и простудиться недолго.
— Ларисса…
— Что?
— Ты все еще моя жена.
— Формально.
— Но могла бы оставаться ею по-настоящему… Я готов тебя простить.
Ларисса хватает тарелку и швыряет ему в голову.
— Но что же нам делать? — спрашивает Мерседес. — Мам, мы же не сможем жить.