Я киваю и поднимаю взгляд, чтобы встретиться с ним.

— Ты действительно думаешь, что это правда?

— У меня нет причин сомневаться в этом, — говорит он мне. — Я прошел через множество непростительных обстоятельств, и если единственные шрамы, которые у тебя остались — это шрамы на твоем подсознании, то я считаю, что тебе повезло.

Я с трудом сглатываю и действительно смотрю на него, видя глубину в его глазах.

— Вот я и ною о дурном сне человеку, который, без сомнения, пережил гораздо худшее.

Киллиан протягивает руку и обхватывает мое лицо, и я инстинктивно прижимаюсь к нему.

— Травмы у всех разные, — бормочет он. — Это то, что отличает нас друг от друга, и то, что произошло на сегодняшнем гала-концерте, является первой из многих ступеней, которые проложат твой путь к величию. Когда ты выживаешь в немыслимом, другие начинают бояться силы, которой ты обладаешь, и эта сила — величайшая сила, которую ты когда-либо узнаешь.

Я качаю головой.

— Не думаю, что я способна на такую силу.

— Не сомневайся в себе, Ангел. Ты сильна. Я видел это, и однажды ты тоже это увидишь.

Киллиан встает и медленно отступает к двери, прежде чем повернуться и встретиться со мной взглядом.

— Отдохни немного, Кьяра. Утром ты почувствуешь себя лучше.

Я киваю, и с этими словами Киллиан выскальзывает из моей комнаты, оставляя меня обдумывать его слова.

Когда вы выживаете в немыслимом, другие начинают бояться силы, которой вы обладаете, и эта сила — величайшая сила, которую вы когда-либо познаете.

Я не уверена насчет силы, но я чертовски уверена, что пережила немыслимое. Я выжила в банде торговцев людьми. Я пережила Серджиу, а теперь и его жену, и, несмотря на все это, я остаюсь здесь, готовая заслужить свое положение рядом с Киллианом.

Я не убегаю, и я чертовски уверена, что не хочу прятаться. Возможно, это и есть та сила, о которой говорил Киллиан. В любом случае, я показала, что я не являюсь какой-то проблемой, которую можно замять. Я здесь, чтобы остаться, и если у Серджиу и Моники с этим проблемы, то им лучше подготовиться, потому что я не сдамся без боя.

Я намерена восстать и стать женщиной, которой, по мнению Киллиана, я могу быть, а что касается Моники, то это последний раз, когда она прикасается ко мне. В следующий раз — а я не сомневаюсь, что следующий раз будет, — я буду готова.

20

КЬЯРА

Раздается тихий стук в мою дверь, и я открываю глаза и обнаруживаю, что моя комната залита дневным светом. Боль пульсирует у меня за глазами, и я тут же морщу лицо.

— Черт возьми, — стону я.

Еще слишком рано, чтобы просыпаться.

— Кьяра, милая? — я слышу, как Криста стучит в дверь, когда она заглядывает внутрь. — Я просто зашла проведать тебя. Как ты себя чувствуешь?

— Как будто я едва сомкнула глаза, — бормочу я в подушку. — Который час?

Криста смеется про себя.

— Почти полдень, — говорит она. — Ты проспала почти двенадцать часов.

Мои брови хмурятся, когда я сажусь прямо в кровати, мои широко раскрытые глаза останавливаются на Кристе.

— Нет, это не может быть правдой, — бормочу я, потирая уставшие глаза и тут же сожалея об этом, когда задеваю швы. — Ой. Черт.

Я осторожно прижимаю швы, чтобы убедиться, что ничего не лопнуло, пока Криста вносит поднос с беконом, яйцами и апельсиновым соком. У меня так пересохло во рту, что стакан апельсинового сока буквально зовет меня. Не думаю, что когда-либо в жизни мне так хотелось пить.

— Как могло случиться, что уже почти полдень? — спрашиваю я ее, помогая освободить место на маленьком прикроватном столике, переставляя стакан с водой, который Киллиан предложил мне прошлой ночью. Я замираю, уставившись на воду, как будто она может ответить на все важные вопросы жизни. — Срань господня. Он снова накачал меня наркотиками.

Криста съеживается, как будто точно знает, о чем я говорю.

— Совсем немного, — признается она. — Он попросил меня добавить в твою воду слабое успокоительное, просто что-нибудь, что поможет тебе хорошо выспаться, но не настолько, чтобы вырубить тебя. Он был заботливым.

— Заботливый, — усмехаюсь я. — Больше похоже на безумие.

— Тебе было больно, — продолжает Криста. — Поверь мне, успокоительное было проявлением доброты. Я не знаю, была ли ты когда-нибудь избита до синяков до вчерашнего вечера, но пытаться заснуть, когда у тебя так болит лицо, невесело. Он пытается заботиться о тебе наилучшим из известных ему способов.

Я морщу лицо и пытаюсь понять, к чему она клонит. Полагаю, в ее словах есть смысл. Он мог бы полностью вырубить меня, как сделал по дороге сюда после аукциона, но он этого не сделал. Он изучает мои границы, и если он способен приложить такого рода усилия, то, полагаю, я смогу отбросить свои сомнения и быть благодарной за его добрый жест. В конце концов, он мог оставить меня страдать от боли. Черт возьми, он мог оставить меня истекать кровью на полу в ванной, но он этого не сделал. Он подхватил меня на руки, как будто я была для него самой важной вещью, и помчался за помощью, и, честно говоря, я не думаю, что такой человек появляется рядом каждый день.

Черт. Я забираюсь слишком глубоко.

— Вот, — говорит Криста, протягивая мне обезболивающее. — Тебе это понадобится.

Благодарная за то, что она не сочла нужным заострять внимание на том, что Киллиан — респектабельный мужчина с великими намерениями, я отставляю стакан с водой в сторону и заменяю его апельсиновым соком.

— Это безопасно пить, верно? — спрашиваю я ее дразнящим тоном.

Криста закатывает глаза, но не может сдержать смех, который подступает к горлу.

— Да, все в порядке, — говорит она. — А теперь поторопись и ешь свой завтрак, пока он не остыл. Держу пари, ты умираешь с голоду. Эти гости не знали бы, как подать приличное блюдо, даже если бы оно попало им прямо в лицо.

Я фыркаю от смеха, вспоминая крошечный ужин, который мне подали вчера вечером, и, честно говоря, для меня он выглядел слишком изысканно. Я даже не могла сказать, что это было.

Как по команде, у меня урчит в животе, и я без колебаний набрасываюсь на свой завтрак. Мой первый кусочек — это процесс обучения, и моя разбитая губа кричит от боли. Проклиная себя за то, что слишком усердно принимаюсь за еду, я откусываю кусочки поменьше.

Криста болтается рядом, пока я ем, обходя мою комнату, раздвигая занавески и проверяя, действительно ли я ем. Переходя из одного конца комнаты в другой, она рассказывает мне все о своей жизни.

Она помогает мне встать с кровати, и это движение напоминает мне, насколько жестоким был удар Моники по моим ребрам. Я благодарна, когда Криста протягивает мне руку и ведет в ванную. Она помогает мне натянуть топ через голову, и я изо всех сил стараюсь не показывать боль. Мои ребра не сломаны, но, черт возьми, с таким же успехом они могли бы быть сломаны, учитывая, как сильно они болят. Вчера вечером доктор сказал что-то о глубоких ушибах, но, если быть до конца честным, я то приходила в себя, то отходила. Слова, которые срывались с его губ, чертовски точно не укладывались в моей голове. Черт, я усердно работала, чтобы отвлечься от многого дерьма, случившегося прошлой ночью... Пока Серджиу не решил, что моя закрытая дверь — это открытое приглашение для него.

Какой гребаный мудак.

Я понятия не имею, как мне разыграть эту карту, но что я точно знаю, так это то, что мне нужно держать глаза широко открытыми. Я могу чувствовать, что здесь у меня преимущество, но, по правде говоря, я веду войну, о которой ничего не знаю, и прямо сейчас я для Серджиу всего лишь баррикада, которая стоит прямо на пути к тому, чего он хочет.

Криста помогает мне принять душ, и, убедившись, что я не собираюсь поскользнуться и пораниться еще больше, она оставляет меня в покое, а я не торопясь смываю засохшую кровь с волос. Киллиан и Криста хорошо постарались прошлой ночью, но ничто так не помогает почувствовать себя чистыми, как настоящий душ.

Я не тороплюсь счищать пену со своего тела, а потом, просто потому, что большую часть ночи провела, лежа на полу в ванной, снова чищу себя. Когда я, наконец, чувствую себя чистой, и мое тело расслабляется под теплой водой, я закрываю краны и тянусь за полотенцем, прежде чем замечаю чистое нижнее белье и шелковый халат, которые лежат прямо за дверью ванной.