— Что вы скрываете, Апрелия? — зло спросил граф. — Почему вы отказались предъявить мне доказательство невинности? Сколько мужчин побывало в вашей постели, графиня?! Не могу поверить, что в двадцать шесть лет вы все еще девственница. Иначе вы давно были бы замужем, с таким-то приданым.

Она подняла на него огромные серые глаза, наполненные такой болью, что графу стало не по себе: будто наотмашь ударил ребенка. По губам скользнула горькая улыбка.

— Какая вам разница, граф? — тихо сказала она. — Какая вам разница? Я обещаю, что никаких разговоров и сплетен на мой счет вы не услышите. Хотя бы потому, что я не собираюсь принимать гостей в ваше отсутствие и выезжать в город без вашего сопровождения. Я не собираюсь заводить любовников и от них рожать детей. Кстати, если вы так уж не верите в мою невинность — обвините меня в бесплодии. В течение этого года я обещаю вести себя так, как и полагается хозяйке дома. Налажу вам быт, сделаю ремонт, попробую облагородить то, что вы называете садом. Потом вы вольны будете все переделать, как вам будет угодно. Вас же попрошу об одном: не прикасайтесь ко мне. Считайте меня экономкой, гувернанткой, нянькой, ведите привычный образ жизни. Можете даже уехать в город, и посещать нас раз в месяц, чтобы соблюсти приличия. Вас поймут — ведь я всего лишь засидевшаяся в девках дочь богатого купца… Тогда нам будет легко расстаться. Единственное, что сможет причинить мне боль — если вы не разрешите забрать Артура. Ему не позавидуешь: нелюбимый ребенок, которого содержат из милости. Дети не виноваты в ошибках родителей, ваше сиятельство.

Она вновь отвернулась к окну, а граф вдруг подумал: почему он зациклился на невинности собственной жены, которая так усердно отбрыкивается от этого звания?! Можно подумать — свет клином сошелся на анатомической детали женского организма. Договор с её отцом и в самом деле предполагал возможность расторжения брака через год, если супруги не смогут найти общий язык. И да — приданое в любом случае остается графу. А все остальное… Частных сыщиков еще никто не отменял. И если он не позаботился об этом до свадьбы — почему бы сейчас не поручить одному давнему знакомому собрать компромат на леди Апрелию? Надо же выяснить, почему дочь купеческая ведет себя как принцесса крови. Да и её предложение забрать с собой виконта вовсе не лишено смысла. В конце концов, когда у него появятся средства — он сумеет подобрать себе жену, действительно равную по положению. А средства у него появятся!

— Хорошо, леди Апрелия. Я обдумаю ваши слова и приму решение, — сказал он. — Можете идти.

Она присела в реверансе, повернулась, и стремительно покинула комнату, неслышно притворив дверь.

И как к этому относиться?! Тариэл никак не мог понять — что именно так раздражает его в собственной жене. Нет, он мог бы понять, если б девушка кинулась ему в ноги со слезами и раскаянием в голосе. Покаялась в прегрешении, обвинила коварного соблазнителя, воспользовавшегося наивной девушкой: обманул, сорвал бутон, а потом бросил. В конце концов, и он сам был не без греха. Но вот это непонятное упорство… А если она все еще невинна — тем более непонятно, почему упирается. Все равно он не вернет её родителям. Деньги нужны и очень. А еще… Еще было что-то странное в том, как легко она управилась с воспитательницей маленького виконта. По чести сказать, он и сам немного опасался мадам Генриетты. Слишком уж напоминала она его собственную суровую воспитательницу. Правда, линейкой его никто не лупил, однако есть и другие способы размазать достоинство ребенка. И не только ребенка. А уж что касается молодой девицы! Помнится, Эстэль в таких случаях прибегала к нему, бросалась на грудь и заливала камзол горькими слезами. А эта пригнала мадам в гостиную едва ли не пинками и потребовала немедленно убрать её из имения. И ведь у него на тот момент даже в мыслях не было возразить жене! Ладно, с этим он разберется потом, а пока надо все же решить для себя — идти ли ему в спальню к жене этой ночью, или не стоит. Кто знает — как его там встретят. Не то, чтобы он боялся собственной жены, но после сегодняшних — да и вчерашних — разговоров… Развернут его на выход, и будут в своем праве.

Граф побродил по гостиной, подошел к низкому столику у камина: Иеремей, как обычно, распорядился поставить там графинчик с вином и блюдо с фруктами. Граф не то чтобы увлекался алкоголем, но иной раз ему нравилось ощутить на языке вкус красного или белого вина. Вот и сейчас он плеснул в низкий широкий бокал красного, поднес к лицу, вдохнул аромат… и бегом бросился к туалетной.

— Так! Кажется, пить мне не придется долго, — глубокомысленно заключил он, прополоскав рот водой. — Интересно, где леди Апрелия откопала такой рецепт? Надо будет потом у Рокси поинтересоваться на предмет нестандартной реакции. Может быть, это только мне так повезло.

В дверь осторожно постучали. Потом она приоткрылась, и в комнату просочился невысокий и совершенно нескладный мужчина.

— А, Гери! — приветствовал граф своего управляющего. — Проходи, проходи. Что там у нас на нынешний день?

— День добрый, ваше сиятельство, — склонился в поклоне управляющий. — Вы просмотрели мой отчет?

Граф скривился. Судя по всему, проблем в имении больше, чем ему думалось в начале. Когда год назад он вступал в права наследования, имение казалось более пригодным для жизни. Увы — он ошибался. Земли оказались заложенными, прекрасные рыбные пруды заброшены и загажены. Впрочем, ничего удивительного: большинство его знакомых жили в долг. Земли закладывались и перезакладывались, продавались, захватывались более удачливыми соседями, и не всегда их возможно было выкупить. Графу Тарскому еще повезло: остатков денег хватило, чтобы выкупить большинство земель. Остались в залоге только самые неудобные участки на северной границе: буераки, плавно переходящие в лесной массив. Через месяц он сможет выкупить и их. Помнится, в том лесу всегда была хорошая охота…

— Да, Гери. Прирост незначительный, конечно, но ведь мы в самом начале пути. Теперь у нас появятся средства на восстановление части прудов.

— Поздравляю с удачной женитьбой, ваше сиятельство, — скрыл усмешку управляющий. — Кстати, о прудах. Я нашел тех, кто раньше занимался разведением зеркального карпа при вашем дедушке. Прикажете пригласить?

— Прикажете, — хмыкнул граф. Проблему с женой он решил отодвинуть в сторону. В конце концов, жена никуда пока сбегать не собирается, а пруды — дело такое. Если удастся восстановить их — спустя какое-то время он получит стабильный доход. И немалый. В их государстве мало кто решается разводить карпов…

Глава шестая. Ночные раздумья

Второй день моей замужней жизни подошел к концу… Честно сказать, я его почти и не заметила, закрутившись в хозяйственных хлопотах. И сделанного оказалось не так уж и мало: выбранные мной комнаты были тщательно очищены от хлама и подготовлены к ремонту. Дел, конечно, будет еще много, но начало положено. Печники проверили камины, подремонтировали их, проверили водяные трубы. Ванные я все же решила поменять. Не годится ребенку купаться в проржавевшем корыте. Дворецкий тут же отправил слугу в город за обойщиком, а еще к торговцу тканями и гобеленами, к торговцу фаянсовыми изделиями и прочими необходимыми предметами. Мебель в свою спальню я покупать не буду, батюшка обещал отправить ту, которой были обставлены мои покои в родном доме. А вот для малыша придется все покупать. Благо, деньги на это у меня имелись: буквально перед самым бракосочетанием мне принесли расчет за последнюю вышивку. Бисер товар дорогой, и работа ценится не менее дорого. Так что на самые острые нужды средств мне вполне хватит, особенно, если знать — где и у кого покупать. Я — знала. Как-то так получилось, что почти все детство я провела с отцом в его лавке. Сначала крошечной. Потом она разрослась, превратившись в доходный магазин. Как раз в то время стало модным устанавливать в домах водяное отопление, заменив им печи и камины. Отец, как говорится, попал в струю со своими чугунными батареями, трубами и прочими нужными вещами. А еще батюшке казалось забавным — научить единственную на тот момент дочь разбираться в приходно — расходных документах… Не скажу, что научилась всем тонкостям, но все же… Потом батюшка женился, и меня на несколько лет отправили в пансион. Но и потом, вернувшись домой, я часто подменяла отца, когда он вынужден был сам уезжать по торговым делам в другие города. Так что на бисер и полудрагоценные камни для своего рукоделия я зарабатывала. А после того, как мою третью картину отец продал за тридцать тысяч золотых, я и вовсе перестала брать деньги на свое содержание у родителей. И если бы не наши законы, по которым девушка не имеет права противиться родительской воле в выборе мужа, я бы все же уехала к морю… Мне пришлось подчиниться, когда отец сказал, что моим мужем станет граф Тарский. Матушка не возражала: её собственные дочери будут обеспечены не хуже, а сын так и вовсе унаследует дело отца. К тому же, она не подозревает, что бОльшая часть моего приданого собрана мной… Именно поэтому батюшка охотно согласился с моим требованием: не возражать против развода, если за год я не смогу принять графа. Ладно, не будем ставить телегу впереди лошади. Я давно поняла, что жизнь — это не женский роман. Сейчас у меня две задачи: насколько возможно сделать имение пригодным для нормального житья, навести порядок на кухне — очень уж мне не понравилась старшая кухарка. Расчистить уголок в саду, где можно было бы гулять с мальчиком, не опасаясь причинить ему вред. И самое главное — сделать ребенка ребенком, а не маленьким старичком. Мальчишки должны бегать, шуметь, лазить по деревьям, стрелять из рогатки, скакать на лошадке, кататься на санках с горы. Да мало ли у мальчишек забав! А граф… Граф переживет, я думаю. В течение месяца батюшка переведет деньги на его счет, если еще не перевел. Через два — три дня придет обоз с мебелью и остальными моими вещами. К тому времени и комнаты должны быть готовы. В гостиной установлю свои любимые пяльцы, буду вышивать по вечерам.

С такими мыслями я уложила виконта в постель, и еще долго сидела рядом, ожидая, пока малыш заснет и отпустит мои пальцы. Потом приняла ванну, и тоже легла. Уснула практически сразу, едва коснувшись головой подушки.

Когда человек целый день занят самыми разными делами, да еще в совершенно незнакомом доме, то спит почти без сновидений. Вот и я так же… Нет, что-то мне снилось, наверное, но часть моего сознания была уже настроена на спящего рядом малыша. Вернее: я так часто вынуждена была караулить сон то одной сестры, то другой, а то и по нескольку ночей проводить возле больного братишки, что научилась и в самом крепком сне отслеживать окружающее. Скрип двери я расслышала прекрасно. Чуть приоткрыла глаза, стараясь охватить взглядом комнату. Ночи в конце весны уже становятся светлыми, а в спальне с окон были сняты все шторы, так что в комнате было достаточно светло, чтобы я смогла рассмотреть силуэт вошедшего человека. Вошедший осторожно приблизился к моему диванчику и склонился надо мной. Граф. Я осторожно перевела дыхание. И чего ему не спится? Или все же решил предъявить права мужа? Однако его сиятельство не делал никаких попыток дотронуться до меня, просто пытался что-то рассмотреть.

— Что же ты так старательно скрываешь, леди Апрелия? — сказал он еле слышно. — Зачем тебе чужой ребенок? Ничего, я все равно это узнаю. Не будь я граф Тариэл Тарский.

Он еще порассматривал меня, потом подошел к кроватке Артура. Склонился над ним, поправил сбившееся одеяло, и вышел, осторожно прикрыв за собой дверь. Я облегченно выдохнула: честно сказать, ждала, что он попытается принудить меня. Обошлось. Значит, у меня есть немного времени…

В спальне графа одиноко горела свеча в закапанном воском подсвечнике. Сам Тариэл, приняв ванну, лежал в постели, но уснуть не мог. Перебирал мысленно минувший день. Вспоминал огненный хаш и средство от похмелья. Слуг, передвигающихся по дому и двору почти бегом. На его памяти такого здесь не было никогда. Даже когда были живы его родители. Правда, они предпочитали жить в городе, проводя на природе один месяц в году, на который приходилась самая жара. Да и сам он до последнего времени не стремился в деревню. Эх, если бы не полное отсутствие средств! А теперь он вынужден делать вид, что безвылазное сидение в имении — мечта всей его жизни. В наследство ему осталось разоренное родовое гнездо, заложенные земли, да титул. Ни для кого не секрет, что брак — это взаимовыгодное слияние. Не важно: денег, титулов, положения при дворе… Один раз он позволил себе пойти на поводу чувств. Второй раз он принял верное решение. За нищего не отдадут аристократку. Ни один аристократ, имеющий достаточно средств, не женится на купеческой дочери — это мезальянс. Но Тариэлу привередничать не пристало. Впрочем, его нынешней супруге это не пристало тем более. Старая дева — на что она рассчитывала? На принца соседней Берисии? Ему как раз исполнилось пятнадцать.

Тариэл хмыкнул. После сегодняшнего демарша он даже проникся к супруге уважением. Так отстаивать свою честь! И ведь не побоялась! И предложение выдвинула вполне обдуманное. Через год каждый из них пойдет своей дорогой, если они сумеют доказать в храме, что так и не стали супругами в полном смысле этого слова. Не известно — какие планы у Апрелии, но если она заберет Артура с собой — Тариэл окажется в выигрыше. Конечно, ему придется выплачивать ребенку какое-то содержание, иначе в свете его не поймут. Но его и так не поймут — никто при дворе не знает, что Артур ему не сын. Из слуг об этом знает лишь Иеремей. Он единственный, кто служит у него почти двадцать пять лет. Сначала он был камердинером Тариэла. Отец приставил его к сыну, когда ему исполнилось пять лет. Потом, когда дела пошли совсем плохо, Иеремей совместил почти все должности: личный слуга, дворецкий, эконом, секретарь…

Ладно, за год можно будет найти массу причин, по которым графу придется удалить старшего сына вместе с супругой. Это он обдумает на досуге. А пока следует признать, что леди Апрелия мыслит вполне разумно. Решено: он оставит жену в покое. Даст ей карт-бланш на обустройство третьего этажа, выделит некоторые средства на косметический ремонт и новую мебель для нескольких комнат. Должен же он позаботиться об удобствах. И пусть возьмет на себя разборки с кухарками и слугами в доме. В конце концов, она — женщина. Домашнее хозяйство — её стихия. Ну, и конечно, сад. Чтобы не скучала, пока он будет заниматься восстановлением основного хозяйства. Решено: завтра он объявит супруге свою волю. Они могут и вовсе не пересекаться без большой необходимости. Особенно, если в доме станет сносно жить, завтраки — обеды — ужины будут съедобны и вовремя поданы, а в постели будет спать он, а не клопы и блохи. Вот только…

Тут граф вновь заворочался, ощущая некоторое напряжение. Но потом решил, что никто не помешает ему навещать время от времени Нурию в её уютной квартирке. Если преподнести ей украшение подороже, сделать вид, что страшно соскучился, раскаивается и прочее… В конце концов, наличие любовницы еще никого из мужчин не превращало в изгоя. А если еще надавить на жалость… Нурия обожает жалеть…

Свеча догорела и погасла, оставив после себя тонкий синеватый дымок. Граф повернулся к стене и закрыл глаза, не успев додумать мысль о голубой искорке, сорвавшейся с пальцев жены днем. В конце концов, могло же ему просто померещиться? Откуда у дочери купца магия?

Глава седьмая. Дела домашние

Утро третьего дня моей замужней жизни встретило меня обложным дождем. Встала я по привычке рано. Проверила, как обстоят дела на кухне. А дела обстояли совершенно неважно. Кухарка явно нарывалась на увольнение, выказывая мне свое пренебрежение. Я не подслушивала специально, но вот услышала кусочек разговора.

— И где наш господин отыскал такую занозу, — бормотала кухарка, вытаскивая из кладовой таз с мукой. — Как хорошо жили: господин ничего особенного не требовал, что сварили, то и ест. А если не по нраву — в город уедет, там пообедает. А этой и меню какое-то подай, и мальчишонке этому особые блюда готовить изволь, да еще булочки пеки…

— Ты бы, Марьяна, не ворчала, — упрекнула кухарку одна из её помощниц. — Разбаловалась при старом графе-то. Он в последний год кроме вина, почитай, ничего и не ел. А молодой хозяин жену привез, она теперь тут полная хозяйка. Как скажет — так и будет.

— Подумаешь! Уволить она меня не уволит — кто сюда работать пойдет, уж не столичный ли кухарь с королевской кухни? или сама к плите встанет, как вчера? Хаш варить. Подумаешь — каша чуть подгорела у меня! Из — за этого из жалования вычитать?

Дальше я слушать не стала. Что бы там не говорили, а кухня, пожалуй, самое главное место в доме. И от того, кто на кухне командует, зависит здоровье и жизнь обитателей дома. Если готовят пищу с любовью и радостью — то и в доме радость. А если каша подгорает, суп то недоварен, то пересолен — и обитатели дома злые. Попробуй веселиться, если у тебя резь в желудке и несварение. Потому вошла в кухню и сообщила:

— Марьяна, вы уволены. Можете отныне не беспокоиться о том, кто и как будет хозяйничать на кухне. Иеремей, много ли мы должны бывшей кухарке?

Иеремей, вошедший следом за мной на кухню, вытащил из кармана бумажку.

— Так жалование они три дня назад получили. Три серебряных ей причитается.

Я мысленно присвистнула. Десять серебряных — это золотой. Три золотых в месяц получают продавцы в батюшкином магазине. Да за такие деньги кухарка должна на этой кухне жить. И что-то мне подсказывает, что и графскую кладовую она со своей регулярно путала. Вытащила из кармана три серебряных, вручила кухарке и указала ей на дверь. А потом, когда вздорная женщина ушла, обратилась к оставшимся.

— Значит, так, уважаемые. Сегодня готовить будете под моим контролем. Лишних денег на разносолы у нас пока нет, так что все будет по — простому. На завтрак его сиятельству… хм, Иеремей, что предпочитает на завтрак его сиятельство?

— Так оне не привередливые, — пожал плечами дворецкий. — Обычно яичницу с беконом, булочки свежие с вареньем да маслом. Напиток травяной. Так-то оне чай любят, только в последнее время у нас его нету. Дороговато.

— Значит, яичница с беконом, — кивнула я. — Тесто на булочки поставили? Отлично. И оно почти готово? Замечательно. Кто у вас ими занимается?

— Я, ваше сиятельство, — присела в корявом книксене одна из женщин. — Надея меня зовут. Вся стряпня на мне всегда была.

— Хорошо. Значит, булочками занимаешься ты. Кто умеет варить молочную кашу? Так, чтобы ребенок её мог кушать, и не давиться комками?

— Я, госпожа, — выступила из угла вторая женщина. — У нас из круп только манная и осталась. Молоко-то свое, а вот крупы давно не закупали.

— Значит, варишь манную кашу для виконта. Варенье какое?

— Так крыжовенное, да из садовой земляники, ваше сиятельство.

— Отлично. Виконту подадите манную кашу, булочки, горячее молоко, варенье и масло. Мне-то же самое, что и его сиятельству. Добавьте только горячее молоко специально для меня. Что будем делать с обедом — решим попозже. Для всех остальных обитателей этого дома готовьте пока как обычно. А после обеда будьте готовы к ревизии. Я должна знать — что именно есть в наших кладовых и погребах. Да, вина не подавать. Я не пью вовсе, а его сиятельство временно от вина воздерживается.

Как оказалось, граф воздерживается и от обеда, и от ужина. То есть, после завтрака его сиятельство срочно засобирался в город, сквозь зубы выдав мне разрешение делать все, что захочется. Подписал чек на приличную сумму, согласился с моим предложением жить, не пересекаясь без особой нужды, и укатил в город. Иеремей только вздохнул, услышав, что его сиятельство вернется лишь через несколько дней.

Эти несколько дней прошли в заботах и хлопотах. Пользуясь отсутствием графа, я загнала в его покои служанок с ведрами, тряпками, вениками и прочими атрибутами генеральной уборки. Радовало меня в этом только одно: менять обои пришлось не мне. А перед этим еще и уничтожение обнаглевших соседей по кровати. Иеремей носился у меня на подхвате с просветлевшим лицом, время от времени давая весьма дельные советы. Все же я совершенно не знала своего мужа. Через три дня спальня и гостиная засияли чисто промытыми окнами, светлыми стенами, до блеска начищенными бронзовыми канделябрами на каминной полке. Камин тоже был очищен от многолетних наслоений грязи и оказалось, что облицован он светлым мрамором. Пыльные балдахины были ликвидированы: не терплю их со времен пансиона, так и кажется, что свалится оттуда какая-нибудь гадость. Да и насекомые гнездились в них целыми колониями. Портьеры мы поменяли, а вот на ковры денег пока не было, пришлось тщательно почистить, выхлопать и просушить на солнце старые. Хорошие ковры, кстати. Полы оказались замызганным паркетом. И его успели привести в порядок: отциклевали и натерли до блеска. Уж не знаю, скажут ли мне за это спасибо, но пока я играю роль хозяйки имения… Мебель тоже пришлось приводить в порядок. Иеремей сам распорядился собрать все бумаги, разбросанные по покоям графа. Собрать и перенести в кабинет на первом этаже. Я не вмешивалась. И без графских архивов забот хватало.

К концу недели из города батюшка самолично привел обоз с моим приданым. Мебель разгрузили быстро, а потом еще часа полтора таскали наверх мою библиотеку. Книг было много. Бабушка оставила мне не только приличный счет в гномьем банке, но и свою библиотеку с довольно редкими изданиями. Наконец-то у меня появится время на полноценное знакомство с этим богатством.

— Дочка, раз теперь ты мужняя жена, то теперь можешь прочесть вот это, — сказал мне батюшка после обеда. Из — за стола мы переместились на крошечную терассу. Дверь на нее я отыскала, когда занималась ремонтом той самой малой гостиной. Отыскала, велела открыть, подремонтировать, и теперь мы с Артуром часто завтракали, обедали и ужинали здесь, наблюдая за работой садовника. Он уже расчистил старый розарий, обрезал все кусты, и теперь высаживал на клумбы цветы однолетки.

— Что это, батюшка?

— Это письмо тебе написала тетушка Аксинья перед своей смертью. Велела отдать, когда ты выйдешь замуж. Или когда тебе исполнится двадцать восемь лет. Что там написано — я не знаю, письмо запечатано магически. Тетушка тебя любила больше остальных моих детей. Да и то сказать — Меланья её не жаловала, конечно, хоть тетушка и помогала ей. Ну, да это так всегда: сноха со свекровью редко мирятся. Дело житейское, чего уж там. Тебе, можно сказать, повезло: ни свекра, ни свекрови. С мужем-то ладится? Ты не таись, дочка, ты ж мне не абы кто — детище от жены любимой.