– Не подадите ли вы, владыка, какого-нибудь совета?
– Да какие же мои советы? Я ведь вот указал на этого деловитого мужа, думал, хорошо выйдет, а он, видите, как дорого. Нет, вам надо с кем-нибудь из умных людей подумать.
– Но когда думать, владыка, и где этих умных людей теперь искать?
– Да, это правда: умные люди везде редки, а у нас даже очень редки, и кои есть еще, очень извертелись и на добро не сродни. Ишь как дорожится… подай ему «до полуцарства». А самому с чем оставаться?
– С половиною только, владыка.
– Как говорите?
– Я говорю: самим нам придется оставаться с половиною.
– С половиною-то это бы еще ничего…
– Как ничего?
– Так, половины вашей еще бы, пожалуй, достаточно, чтобы поднять детей на ноги, но… Вы, право, лучше бы обо всем этом с каким-нибудь умным человеком поговорили: умный человек мог бы вас одним словом на полезное наставить.
– Ах, боже! да где я его сейчас возьму, владыка, такого умного человека? вы же сами изволите говорить, что они очень редки.
– Правда, правда, умные люди очень редки, но все-таки они есть где-нибудь в черном углу.
– Я не знаю, куда за ними в какой угол метаться?… Да и в моем теперешнем положении, я думаю, и никакой умник ничего для меня полезного не скажет, кроме как вынь да положь деньги, сколько требуют.
– Ох, не говорите этого; умник не то скажет.
– Право, то же скажет, владыка.
– Нет, умник иначе скажет.
Дама посмотрела на архиерея и думает:
«Что же это, твое преосвященство хитрит или помочь мне хочет», – и спрашивает его:
– А например: какое «одно слово» мог бы мне сказать умный человек?
– Умный человек умно и скажет.
– Да, ваше преосвященство, но что же бы он мог мне сказать? Какое он может знать «одно слово»?
– Ну, ведь это вам у него надо спросить.
– Да, но вы предположите, что я его спросила и жду его ответа… Что же он мне проговорит? Вы простите меня, ваше преосвященство, я так растерялась, что совсем бестолковая сделалась, и думаю, что в помощь мне никакой мудрец ничего изречь не может.
– Да, конечно, с вас требуют очень дорого, но мудрец все-таки мог бы порассудить…
– Но что же такое, владыка, он будет рассуждать?
– Что такое? Ну, например, будем говорить так…
– Я вас слушаю, владыка.
– Если он мудр и к тому же добр и сострадателен…
– Добр и сострадателен, как вы, владыка.
– Нет, не так, как я, а гораздо меня более, то… отчего бы ему, например, не рассуждать так…
– Как же, как, владыка? – вопросила нетерпеливая дама.
– Ну, положим, хоть вот как, – продолжал с расстановками архиерей, – положим, что он, как умник, мог бы знать, как этого петербургского жадника безо всего оставить: он бы вам это ясно и вывел, а вы бы и успокоились.
Т-ва заплакала.
– Ах, бедная! Но чего же вы плачете?
– Владыка! вы ко мне немилостивы, это вы делаете, что я плачу.
– Я это делаю! но чем я это делаю?
– Конечно, вы, владыка! Я и так исстрадалась, но уже привыкла к мысли, что нам нет спасения, а вы оживили во мне надежду, а не хотите сказать, что же мне может присоветовать очень умный человек?
– Ну вот! разве я это знаю.
– Знаете.
– Да откуда же я знаю?
