В голосе его прозвучала жестокость, заставившая меня вздрогнуть. Тем не менее я не позволю ему так быстро меня сломить. Аван не причинит мне вреда – по крайней мере, пока. Я ведь его рычаг влияния, его средство для достижения окончательной цели.
– Зачем ты это делаешь? – спросила я, и на этот раз голос мой был тихим и слабым.
– Тамара, – тяжело вздохнул Аван, – ты что, меня не слушала? Я хочу отомстить.
– Ты думаешь, что поступаешь верно, – но на самом деле ты ни на йоту не лучше моей матери. Ты хочешь быть хорошим отцом, но взял собственную дочь в заложницы. Ты хочешь отомстить одному-единственному человеку, но собираешься ввергнуть в хаос целую страну. Ты действительно считаешь, что это правильно?
Неприступный фасад Авана, казалось, крошился при каждом моем слове, и теперь мне наконец удалось увидеть его настоящее лицо. Мой отец оказался исполненным горечи, мстительным и до крайности злобным человеком. Почему во мне течет его кровь? Как мать могла выйти за него замуж?
– Мне совершенно неважно, что правильно, а что нет! – тихо прорычал он, сжимая подлокотники кресла. – Мною движет месть! Только и исключительно месть. Я хочу увидеть ужас на лице твоей матери, когда встану над ней с поднятым мечом. Хочу услышать ее мольбу о пощаде и нутром почувствовать, как она сожалеет обо всех своих ошибках. Наконец, я хочу посмотреть в ее мертвые глаза – и осознать, что я наконец-то добился своей цели.
Меня охватил чистый, без примесей ужас. Он действительно имел в виду каждое сказанное слово. А я… Я ничего, абсолютно ничего не могла поделать, чтобы остановить его.
Я почувствовала, как к горлу подступает тошнота, но сумела отогнать ее. Этот человек все еще был моим отцом. Я не стану перед ним пресмыкаться!..
Выпрямившись, я сдвинула лопатки и приподняла подбородок:
– Освободи Люсифера! Он не имеет с этой историей ничего общего. Оставь меня в плену и делай со мной все что хочешь, но отпусти его!
Аван улыбнулся. Это была самая ужасная улыбка, когда-либо виденная мною.
– Значит, ты желаешь вести со мной переговоры? К сожалению, тебе нечего мне предложить. Кроме того, мне почти оскорбительно видеть, насколько глупым ты меня считаешь. Если я отпущу Люсифера, он побежит прямиком к твоей матери и предупредит ее. Так что, боюсь, от твоего предложения мне придется отказаться.
Теперь я вцепилась в подлокотники кресла, так, что побелели костяшки пальцев:
– Мать придет и спасет меня! Она уничтожит тебя и все твое жалкое королевство до последнего человека, а затем я живьем сдеру с тебя кожу!
Мой голос походил на рычание животного. Аван рассмеялся.
– О, я всегда обожал твой пылкий темперамент! – восторженно воскликнул он. – Жаль, что ты не переживешь эту войну. Вот уж мы с тобой повеселились бы!
Я плюнула ему под ноги. Он рассмеялся еще громче:
– Думаю, настало время вернуть тебя в темницу, хотя я и нахожу нашу беседу вполне себе освежающей.
Освежающей? Поверить невозможно!..
Прежде чем я успела что-либо ответить, он схватил меня за руку и выволок в кишащий солдатами коридор. Теперь я больше не могла сдерживать дрожь. Ничего из этого не должно было происходить наяву! Это просто дурной сон!
Но я знала лучше. Это был воплощенный кошмар.
Мы молча подошли к двери темницы. Говорить было больше не о чем.
Аван отпер дверь и грубо подтолкнул меня вниз по винтовой лестнице, прежде чем последовать за мной. Я, словно в полузабытьи, спустилась по лестнице, не оказав никакого сопротивления. Становилось все темнее, а воздух казался все более затхлым – пока я наконец вновь не оказалась в проходе, ведшем к камерам. Все клетушки, кроме самой последней, были пусты.
– Тара! – услышала я голос Люсифера. В нем прозвучало облегчение.
Я добралась до нашей с ним камеры. Аван отпер дверь, втолкнул меня внутрь и повернул ключ.
– Вам, считай, повезло, – широко улыбнулся король. – Я отдал приказ казнить всех остальных заключенных до вашего прибытия, иначе вам пришлось бы терпеть их постоянный вой.
Я хотела ударить его сквозь прутья кулаком в лицо, но он вовремя отступил подальше, а затем молча исчез.
Люсифер подошел ко мне. Из его бедра вынули нож; на месте раны через порванные штаны виднелась белая повязка. Не говоря ни слова, он обнял меня, и его успокаивающее тепло немедленно обволокло меня – но и ему не удалось избавить меня от ужасных мыслей.
Мне пришлось отстраниться от него и уползти в угол, где меня и вырвало.
Была глубокая ночь, когда меня разбудил лязг ключей. Сначала я видела вокруг себя лишь тьму, но затем глаза немного пообвыкли. Я узнала рядом с собою силуэт Люсифера, а затем увидела и высокого широкоплечего человека, отпиравшего дверь нашей камеры.
– Вы оба! – рявкнул Аван. – Пошли со мной!
Никто из нас не сдвинулся с места.
– Разве я неясно выразился? – прорычал Аван – и, прежде чем я успела среагировать, оказался рядом со мной, приставив мне нож к горлу.
– Тара! – испуганно вскрикнул Люсифер и хотел было защитить меня, но мрачный взгляд моего отца заставил его замешкаться.
– Видите, – усмехнулся тот, – в конце концов, не так уж и сложно встать.
Я хотела бы схватить нож и срезать самодовольную ухмылку с отцовского лица, но лезвие было слишком плотно прижато к моей шее, чтобы я рискнула дернуться. Аван вывел меня из камеры, и Люсиферу ничего не оставалось, кроме как последовать за нами. Он весь дрожал от гнева на свою беспомощность.
Мы прошли по проходу темницы, но вскоре снова остановились. Аван повернулся к каменной стене, на которой не было ничего особенного, кроме пустого держателя для факелов – но стоило мне присмотреться, как я увидела узкие прорези, составлявшие четырехугольник высотой в человеческий рост. Аван вытянул руку и сильно толкнул стену. Я с трудом поверила своим глазам, когда каменная потайная дверь отворилась.
За нею обнаружилось круглое помещение – очередная камера, освещенная лишь несколькими висевшими на стене факелами. Посреди камеры стоял Мариус; его ледниково-голубые глаза пристально смотрели на Люсифера. В руке он держал кожаный хлыст с железными шипами.
Аван затащил меня в камеру; Люсифер не спускал с меня глаз. Я видела отчаяние в его глазах, потому что против короля у него не было никаких шансов. Пока тот держал нож у моего горла, Люсифер ничего не мог сделать, кроме как сдаться на его милость. Мой друг никогда бы не позволил, чтобы со мной что-нибудь случилось. Аван знал это – и использовал это знание со свойственной ему жестокостью.
– Ну, Люсифер, – промурлыкал он неподалеку от моего уха, – я думаю, ты знаешь, что тебе делать.
