«Темное пророчество» — Дорит Медвед

Грета приготовила мне невероятно большую порцию яичницы с беконом, прежде чем заключить меня в крепкие объятия.

– Ты справишься, – пробормотала она, грустно улыбаясь. Я навсегда запомнила ее лицо в этот момент, ее выпуклый нос, всегда чуть искривленный рот и маленькие карие глаза. Она не только прекрасно готовила, но и была настоящей частью моей семьи.

Когда я закончила трапезу, долговязый поваренок Мартин тоже пожелал мне удачи. Меня тронуло, что они беспокоились обо мне, хотя за свою шкуру я не боялась. Умереть сегодня предстояло не мне.

Помахав Мартину и Грете на прощание, я вышла за дверь. В лицо мне ударила струя душного воздуха. На улице было влажно и очень тепло, почти жарко, но восходящее солнце скрывали серые грозовые тучи, зловеще нависавшие над Лунарией. Худшей погоды для битвы и представить себе было нельзя. Влажность ударит по моей выносливости, а если пойдет дождь, то и земля станет скользкой.

Впрочем, все это было еще не так плохо. Куда хуже оказалось отсутствие солнца. При спрятавшемся за тучи солнце матери не удастся ни слиться со светом, ни использовать солнечные лучи в качестве оружия, как это однажды сделала одна из ее предшественниц в одной из предыдущих войн. Кроме того, без солнца не будет и теней, так что и Люсифер не сможет использовать свой дар.

Я с удовольствием прокляла бы погоду, но вместо этого заставила себя спокойным шагом направиться в конюшню. Что ж, мне стоило заранее предположить, что пророчество поставит на моем пути дополнительные препятствия. Что-то подсказывало мне, что темные тучи рассеются не скоро.

Я доехала до утесов Сатандры раньше обычного, но силуэт Люсифера уже виднелся на каменном плато. Спешившись, я поспешила к нему.

Люсифер обернулся. Его лицо было жестким и неподвижным, словно маска. На нем нельзя было прочесть ничего, совсем как на лице моей матери.

Не говоря ни слова, я обняла его за шею и уткнулась лицом ему в плечо. Он обнял меня в ответ и нежно прижал к себе. Его чудесный свежий аромат океана, леса и свободы защекотал мне ноздри, и я глубоко вдохнула его.

Я буду очень по нему скучать. Как мне будет его не хватать!..

Так мы стояли долго-долго. Наконец Люсифер мягко отстранился. Теперь лицо его больше не было невозмутимой маской. На нем читалось множество чувств. Сожаление, печаль – и любовь.

– Я буду осторожен, – тихо прошептал он. – Обещаю.

– Не давай обещаний, которых не сможешь выполнить, – чуть покачав головой, с горечью ответила я.

Некоторое время мы просто стояли друг против друга. Я взглянула в черные блестящие глаза Люсифера и в последний раз нырнула в их бархатистую тьму. Она уже казалась мне более знакомой, нежели сияющий свет материнских глаз. Во мраке вспыхнули алые искры.

– Я люблю тебя.

Люсифер провел по моей щеке своей теплой рукой. Я прижалась к ней и сглотнула, но комок в горле не исчез. Как бы мне хотелось ответить на его слова!.. Но я не могла произнести ни звука.

Из моих глаз потекли слезы. Несколько дней я подавляла в себе желание заплакать, но теперь не стала больше сдерживаться. Люсиферу было позволено увидеть, как я плачу. Я не стыдилась своих чувств. Он знал меня лучше, чем кто-либо другой, и именно поэтому мне будет так трудно смириться с его потерей.

Ласково погладив меня по щеке большим пальцем руки, Люсифер вытер мне слезы, а затем наклонился вперед и очень осторожно и нежно прикоснулся к моим губам – словно я была хрупкой и драгоценной вещью, которая вот-вот сломается. И действительно, его смерть грозила меня сломать.

Его рот слегка коснулся моего. Я в последний раз попробовала на вкус его губы и увидела это алое мерцание в его глазах. Почему все это так походило на прощание, хотя нам полагалось бы еще жить и жить?

Из груди моей вырвался отчаянный всхлип. Люсифер оторвался от моих губ и снова притянул меня к себе. Без его сильных рук я, вероятно, упала бы на землю и просто лежала бы там без движения. Теперь же я прижалась к нему и безудержно рыдала у него на плече.

– Мы будем сражаться, – сказал он в какой-то момент; голос его звучал твердо и в то же время был исполнен неизбывной печали. – Мы будем сражаться до самого конца.

Я смогла лишь кивнуть – и уцепилась за последнюю искорку надежды, зажженную во мне его словами.

Мы будем сражаться.

Я всегда сражалась и всегда буду сражаться. Это было единственное, на что я годилась. Сражаться до самого конца. Именно для сражений я и родилась.

И я опять буду сражаться сегодня. Я буду биться за себя, за Лунарию, за Люсифера.

Я никогда не сдамся без боя.

Я люблю тебя, Люсифер. Я всегда буду любить тебя.

Наконец я выплакала все слезы. Люсифер осторожно отстранился и посмотрел мне в глаза.

– Будь сильной, Тара, – умоляюще сказал он. – Ради меня.

Если бы у нас было больше времени, я снова бросила бы ему в лицо самые ужасные обвинения, а затем снова зарыдала бы и позволила бы ему заключить себя в объятия. Теперь же я просто кивнула, хотя и не была уверена, смогу ли сдержать такое обещание.

На мгновение задержав на мне взгляд, Люсифер отвернулся и направился к нашим лошадям. Я молча последовала за ним, и мы вместе поскакали к месту битвы.

На полпути мы встретили Астру и Леннокса. Они оба выглядели такими же подавленными, как и я сама. Раньше они умело скрывали свои опасения, но теперь на их лицах читались их настоящие чувства.

В отличие от меня, они ни разу не пытались убедить Люсифера не участвовать в этой войне. Зная его всю жизнь, они сразу поняли, что ничто и никто в мире не сможет изменить его решение. Тем не менее они, как и я, надеялись, что сегодняшняя битва не станет для него решающей и что он выживет. Лишь эта крохотная надежда помешала нам просто запереть его в Черном замке, тем самым совершив величайшее вероломство всех времен и народов.

Астра и Леннокс были одеты так же, как и Люсифер, – в черные рубахи, черные бриджи и черные кожаные сапоги. Предплечья они защитили плотными кожаными манжетами, а еще нацепили на себя нагрудники. Они заставили и Люсифера надеть нагрудник. Мой друг предпочел бы обойтись без него, чтобы быть более юрким на поле боя, но Астра и Леннокс остались непреклонны.

Все трое выглядели легко вооруженными: в глаза бросались лишь меч и кинжал, висевшие на оружейных поясах. Первое впечатление, однако, было обманчивым. При ближайшем рассмотрении в голенище сапога Астры блеснула шпага, а у Леннокса в рукаве оказался спрятан короткий кинжал. Я была уверена, что и Люсифер спрятал свои ножи для метания в складках рубахи.

Мы ехали молча. Никто не знал, что говорить. Каждый был погружен в свои мысли.

Я ехала на войну. На треклятую войну! Раньше я с нетерпением ждала возможности повоевать, ринуться в сражение, покрыть себя славой на поле брани и показать всем свои боевые навыки – но теперь мне оставалось лишь ругать и проклинать свое юное «я». Как я могла быть столь глупой и наивной? Теперь война была не за горами, и я не чувствовала в себе ни капельки храбрости или героизма. Я была готова в любой момент растечься по земле лужей слез.

Люсифер сегодня умрет.

Нет! Заставив себя подумать о другом, я еще раз мысленно перебрала все свое оружие. Люсифер не умрет, и мы выиграем эту битву. Прекрати хныкать, Тара!