То, что произошло вчера… Я вела себя как девочка-подросток лет… пятнадцати. Или четырнадцати даже, потому что в пятнадцать мозгов всё-таки больше. Знала, что так нельзя, но… Меня понесло, и я не могла остановиться и взять в руки разбушевавшиеся эмоции.

«Нам надо поговорить, – с тоской думала я. – Но как? Не закончится ли новый разговор всё тем же, чем закончился предыдущий?». Я не была в себе уверена. Не понимала, что происходит со мной.

– Ты влюбилась, Майя, – прошептала самой себе.

Но разве это оправдывает подобное сумасшествие?

Я встала, сбросила сорочку и подошла к зеркалу. Придирчиво осмотрела себя. Красивая. Фигура, и… Да в целом, всё хорошо. Вот только… важно ли это?

– Он бабник, Майя, – напомнила себе. – Ему, наверное, вообще неважно, насколько женщина красива. А тут при дворе есть те, кто ещё симпатичней тебя.

Прошла в душ и долго, старательно мылась.

Я влюблена и вот просто так взять и отменить любовь – не получится. Мне вдруг вспомнилось, как мы целовались, как валялись на чердаке у Рапунцель, и Бертран прижимал меня к себе. И в миг стало жарко.

– Ты не могла себе кого-то попроще выбрать? – упрекнула себя вслух. – Кого-то более верного и…

Крепко растёрлась полотенцем, вернулась в спальню и надела свежую сорочку. Забралась с ногами в кресло, отвернув его к окну, и снова задумалась.

Что чувствует ко мне Бертран?

Я детально вспомнила вчерашний разговор. Кот тоже вёл себя как идиот. Впрочем, с самого первого дня знакомства его было сложно обвинить в здравомыслии. И всё же… Он меня ревнует ведь, да? К Румпелю? Я позвонила в колокольчик, появилась Чернавка, и уже через какой-то час я оказалась одетой полностью.

Было довольно ранее утро. Часов восемь или девять. Перед моими дверями меня, к счастью, никто не ждал. И я прошла в кабинет покойного Анри, а ныне мой. Тут уже не было пыли, даже на дверной резьбе. Первым делом я просмотрела книги на полках, выбрала нужные: по экономике, по истории, по генеалогии и тому подобное. Но начала не с них.

Села за стол, пододвинула лист бумаги, менее гладкий и белый, чем в моём мире. Окунула перо в чернильницу. Задумалась. Хотела было погрызть край пера, но побрезговала.

«Кот!» – вывела первые буквы, и тут же возник новый вопрос: а почему я могу читать и писать на их языке? Да и вообще, разговаривать? Странно, что я не задумывалась об этом раньше. Ладно. Не сейчас.

«Прости меня за вчерашнее. Я сама не поняла, что на меня нашло. Я очень ценю твою дружбу, поверь. И ты мне дорог. Вчера я погорячилась и наговорила тебе совершенно ужасные вещи. Не понимаю, почему. Видимо, стресс. И, прости, но я и сейчас не готова к разговору. Боюсь, снова понесёт. Думаю, нам надо взять паузу и успокоиться. Обсудить всё можно ведь и письменно, не правда ли?».

Перечитала. Сдержано, лаконично. Класс! Ну вот он и выход: эпистолярный жанр – наше всё.

Подумала-подумала и приписала внизу:

«А с Румпелем я не целовалась. В этом мире меня целовали только двое: ты и Анри. У тебя получается лучше».

Так, теперь письму нужно высохнуть… Я открыла книгу по истории Эрталии. На чём мы там остановились в прошлый раз? Прочитала несколько страниц, покосилась на письмо и снова дописала:

«Ты тоже вёл себя очень неразумно, согласись. Слова про глупую девчонку были совершенно ужасны. Надеюсь, ты тоже извинишься».

Ещё несколько страниц. Графы, маркизы и герцоги, взявшись за руку, дружно выплясывали тарантеллу в моём мозгу. Короли предпочитали фокстрот… А на листе бумаги появилась ещё одна строчка:

«Но, если тебе действительно нравится Аврора, то я не имею ничего против вашей свадьбы».

Вот, так правильно. Пусть даже не думает, что я к нему испытываю неудержимые чувства. Сдержанно и благородно.

Я снова углубилась в книгу. Потом поняла, что совершенно запуталась и не помню даже, от чего погиб Анри Седьмой. И Роберт, отец Илианы. Наверное, с историей чуть позже. И я открыла географию.

«Несмотря на то, что целоваться ты умеешь, ты же понимаешь, что между нами нет ничего общего. Рано или поздно я вернусь в мой мир, поэтому…». Внезапно «у» расплылась. Я моргнула и обнаружила, что по щекам катятся слёзы. Закрыла лицо руками.

Нет, ну это уж слишком! С какой стати?!

Встала и вышла в сад. Все вот эти чувства мне совершенно не нужны. Они лишние. Они могут только осложнить жизнь. Но и лгать себе, что их у меня нет, мне не хотелось.

Весна шла полным ходом: снег растаял. Ночной дождь, видимо, растопил его совершенно. Солнце и ветер общими усилиями подсушивало лужи. Странно было думать, что, когда я вернусь домой, там снова будет зима…

– Майя?

Тоненький голосок позади меня напомнил мне о договорённости встретиться с падчерицей. Когда это я забывала о назначенном свидании? М-да, соберись, Майя! Зелёные кошачьи глазки – не повод становиться безответственной.

– Доброе утро, Белоснежка.

Я обернулась и пошла к ней. Девочка хмурила тонкие чёрные брови и продолжала смотреть на меня волчонком.

– Вы хотели поговорить со мной.

– Всё верно. Давай заключим перемирие?

– Перемирие?

– Да. Я не могу тебе пока предоставить доказательства своей невиновности, поэтому не имеет смысла говорить на эту тему. Понимаю, тебе очень важно найти правду, и всё же… Давай пока сделаем вид, что ты мне веришь.

– Почему я должна делать такой вид?

– Так нам обеим станет проще жить под одной крышей друг с другом.

Она задумалась. Мы вдвоём шли по широкой центральной аллее. В лужах весело бултыхались воробьи. Сероватые голуби предпочитали нежить бочка на солнышке. Откуда-то издалека доносился лязг шпаг. Видимо, площадка, на которой тренировалась дворцовая стража, находилась где-то недалеко.

– Хорошо, – наконец сказала Белоснежка. – Но у меня одно условие.

– Говори.

– Я буду присутствовать на королевском совете. И вы не ограничиваете меня в перемещениях.

Ай да девчонка! Молодец.

– Согласна. Ты придёшь вечером на бал? Я не неволю…

– Приду.

– Спасибо. Скажи, а ты знаешь, кто такой Румпельштильцхен?

Синие глаза взглянули на меня с недоумением. По сердцу прошёлся холодок. Я только сейчас заметила, насколько её глаза похожи на отцовские.

– Я имею ввиду, из какой он семьи. Кем он был до того, как стал капитаном королевской стражи.

Белоснежка задумалась, потом пожала плечами: