Ревнует? Взгляд настороженный и очень внимательный. Я вздрогнула и оглянулась. Музыканты фальшивили, дамы и кавалеры старательно не замечали нас. Все, кроме Румпельштильцхена. Тот прислонился к колонне и смотрел на нас в упор. Казалось, он слышит каждое наше слово, хотя нас и разделяло шагов сто, не меньше.

– Я его боюсь, – честно ответила я. – И этот страх не иррационален.

– Что?

– Не беспочвенен. У него есть основания.

Бертран снова обнял меня, прислонился лбом ко лбу.

– Давай уедем.

– Ты знаешь, что я не могу.

– Знаю. Майя… я хочу сказать тебе…

– Давай не здесь?

– Хорошо. Ты можешь сослаться на усталость и уйти после двенадцати? Я к тебе приду.

Я вздрогнула. Сразу вспомнила о том, что меня ждёт этой ночью.

– Лучше приходи утром. Ранним, часов в шесть или семь.

– Ты кого-то ждёшь?

– Д-да, – честно и мрачно призналась я.

– Волка?

Я кивнула.

– Давай я просто вызову его на дуэль…

– Нет! – резко отстранившись, я зло взглянула на него. – Даже не вздумай! У меня кроме тебя тут больше никого нет. Румпель тебя убьёт. И я останусь одна.

Кошачьи глазки стали обиженными.

– Спасибо за веру в меня, – съехидничал Кот.

– Бертран…

Он верно понял упрёк в моём голосе и улыбнулся. Тепло и весело.

– Да ладно, я понимаю. Но вдвоём мы точно справимся. Мы же вдвоём?

И тут этот ужасно короткий танец закончился. Бертран учтиво поклонился, я кивнула, благодаря за танец.

– Да, – ответила коротко, так как в наступившей тишине нас могли услышать не те уши.

Но Бертран вдруг сам шагнул ко мне, наклонился и тихо прошептал:

– Верь мне. Пожалуйста. И не ревнуй.

А затем ещё раз поклонился, бросил на меня многозначительный взгляд и, встряхнув головой, быстро отошёл. К Авроре. Сердце стиснула боль. Ей он тоже говорит «верь мне» и «не ревнуй»? Это у него метод что ли такой?

Часы ударили полночь. Я огляделась, нашла Белоснежку.

– Думаю, тебе пора спать.

– А тебе? – мрачно буркнула девочка.

– И мне. Давай уйдём вместе?

Я остановила музыку.

– Мои любезные друзья, – сказала громко и радостно, – нам с принцессой пора ложиться почивать, но танцы пусть продолжатся до утра.

Да, так просто. Без пафоса. И мы вышли. За нами вновь зазвучала музыка.

Я проводила Белоснежку, а затем направилась в свои покои, предвкушая неприятности. «Я не могу доверять Румпелю, – думала сумрачно. – Волку нужна марионетка, и он безжалостно свернёт ей голову, едва та осмелится сделать что-либо вопреки его воле. Белоснежка, даже если мы с ней подружимся, ребёнок. Я могу верить Рапунцель, но… Мари ничем не сможет мне помочь. Илиана может, но не станет, у неё свои цели. Фея Карабос… может быть, но вряд ли она будет готова рискнуть ради меня жизнью. У меня только Бертран. Если не верить ему, то – кому?».

И вдруг разом ощутила, как же я устала от этого чужого мира.

Подошла к покоям. Взялась за дверную ручку, прислонилась лбом к прохладной деревянной створке. Хочу домой. Просто домой. К Анечке.

Открыла, вошла, и чёрный вихрь смёл меня, впечатал в стену, захлопнув дверь.

– Что ты себе позволяешь, женщина? – прошипел Румпель, прижимая меня к стене. – Ты сошла с ума?

– Н-нет, – тоненько пропищала я, застыв от ужаса.

– Идём, – он рванул меня за руку, и я упала прямо на него.

Попыталась встать, но он уже нёсся вперёд, волоча меня за собой. И мне пришлось бежать, чтобы не свалиться с ног.

– Румпель! Ты меня убьёшь! – завопила, когда он устремился вниз по ступенькам.

На свою беду он остановился, и я с размаху вмазалась в него. Спасибо, хоть придержал.

– Пока нет, – ответил совершенно серьёзно. – Но ты к этому близка.

Я задыхалась:

– Корсет! – и увидела непонимание в его взгляде. Но голоса что-либо объяснять не было, я глотала воздух, рёбра болели от тесноты корсета. – … не пойду… никуда…

– Пойдёшь, девочка. Ещё как пойдёшь. Будешь смотреть, куда скажут, и слушать. Очень внимательно слушать.

Он сжимал моё запястье пальцами, словно стальными наручниками.