Я сморщилась. О чём? «Ах, обмануть меня не сложно: я сам обманываться рад?».
– Потом. У меня голова болит.
– Что случилось?
Конечно, я поняла, что он имеет ввиду, но…
– Присяга. И я устала. Правда, очень устала.
Он остановился у дверей в мои покои, потеряно заглянул в моё лицо, пытаясь прочитать взгляд, но я отвернулась.
– Спокойной ночи, Бертран. Сегодня я не хочу никого видеть.
И закрыла дверь перед самым его носом. А затем сползла по ней вниз и уткнулась лицом в коленки.
Вот так странно… Вот вроде ты всё понимаешь, всё знаешь. Что никому нельзя верить, что мужчины всегда предают, что… И всё равно попадаешь всё на тот же, старый как мир, развод. Эх… Глупое, глупое сердце.
– Майя, – прошептала самой себе, – у тебя дочка. Это много. Это – смысл всей жизни. И нам никто больше не нужен.
А слёзы всё равно текли и текли. Наверное, это просто стресс от всего пережитого. И вовсе я не влюбилась. В кого? В этого мартовского кота?
Я обняла колени и принялась думать о том, как мне вернуться к дочке, а перед глазами мелькали образы: Анри с обнажённой шпагой, вопящая Белоснежка, Румпель с вертикальными зрачками, Илиана… Вот бы уснуть и проснуться в привычном мире. Встать, смолоть и заварить кофе, закинуть в кастрюльку кашку, или… И включить какую-нибудь старую добрую комедию. Только не «Три орешка для Золушки» или в этом роде. Знаю, что точно долго-долго никаких сказок смотреть буду не в состоянии.
Мир плавился и растекался, то обдавая меня жаром, то заставляя от холода стучать зубами.
А потом кто-то большой и тёплый взял меня на руки, отнёс и положил на постель. Заботливо снял туфли, корсет, платье, оставив одну сорочку. Лёг рядом и накрыл меня одеялом.
– Ненавижу тебя, – прошептала я, обняв его одной рукой.
– Ага, – ответил он тихо. – Спи.
Я уткнулась в его грудь и уснула.
***
Следующим утром я велела Чернавке позвать знахарку, госпожу Карабос.
Не буду больше ходить, где ни попадя. Судя по всему, ночью у меня был жар: волосы прилипли ко лбу, и понадобилось срочно менять сорочку и постельное бельё, они оказались влажными. Особенно наволочка. Тело ломило. Но хуже всего было то, что я совершенно не помнила, как оказалась в постели.
Меня действительно уложил спать Бертран? Или это всё-таки был сон? Я не знала.
Никаких следов его присутствия утром обнаружено не было. Может, я всё же добралась сама, а Кот мне лишь приснился?
Карабос появилась довольно быстро. Шаркая ногами, подошла к кровати.
– Королева, значит, – прошамкала. И взглянула на меня острым взглядом из-под косматых бровей. – Ваше величество…
– Доброе утро, госпожа фея. Ночью у меня был жар. Но я позвала вас не только поэтому. Вчера мне представляли армию и именитых людей. Однако есть те, кому я обязана больше. Вы, например. Чего бы вы хотели?
Фея пожевала дряблыми старческими губами и снова взглянула на меня.
– Чего может пожелать пожилая женщина? Покоя… Домик бы… свой. С садиком. Где-нибудь на лесной опушке… Но всё это мелочи. Главное моё желание – дожить до собственной смерти. Без всяких, знаете ли, там костров. У меня мигрень на треск дров, знаете ли, милая.
Я рассмеялась:
– Думаю, надо будет отменить запрет, который издал Его величество Анри. Мне думается, покойный супруг погорячился с кострами…
– Да уж. Погорячился, – она хмыкнула. – Это ты мудро поступаешь, что сначала о награде, а потом об одолжении. Чего хотела-то, говори. Королева…
– Хочу домой. К дочке. Ты знаешь, как мне попасть в Первомир?
Я спрашивала прямо, не таясь смотрела ей в лицо. Карабос прищурилась.
– Смелая ты девка… Ничего не боишься.
– Не боюсь.
Она снова пожевала губами.
– Проклятье на тебе. Сильное. Кабы не дочь, ничего бы не получилось. Но между матерью и ребёнком всегда существует ниточка. Иногда она прочная, как корабельный канат, иногда – слабенькая, как из худой шерсти спрядёна… У тебя – крепкая. По ней и выведем.
Сердце подпрыгнуло, заорало «аллилуйя!» и перекувыркнулось в груди. Выведем? Выведем, да?
– Вы знаете, что у меня – дочь?
– Я – фея. Феи много видят. Слышала историю с этой… Замарашкой? Ну, которая ещё в тыкве ехала…
– Знаю. Золушка.
