Она чувствовала себя опустошенной, потерянной. Все, чего она добивалась — рассыпалось, утекло сквозь пальцы. Не было ни сил, ни желания что-то делать, доказывать, придумывать. Астрид заставила себя встряхнуться. Сейчас, когда благополучие Ивейна зависит от нее, ей нельзя раскисать!
Когда она вошла с блюдом в шатер, пленник смерил ее безразличным холодным взглядом. Молча. Подавив раздражение, Астрид спокойно сказала:
— Я принесла обед.
Снова молчание. Ивейн сидел неподвижно, но даже его поза выражала неприязнь. Видавшая виды куртка нуждалась в починке, отросшие волосы прядями падали на шею, на скуле виднелся синяк и ссадина от латной перчатки — этот «подарок» Ивейну достался от Зигрида в походе, когда тот поймал беглеца во второй раз. Астрид вдруг охватила пронзительная жалость и странная нежность.
— Поешь, — попросила она мягко. — Потом я приготовлю отвар и сделаю примочку на твою рану. Этот Зигрид просто кабан! — она тронула его за плечо, но Ивейн стряхнул ее руку, полыхнул голубыми глазами:
— На Зигрида я не в обиде. Он — рыцарь и должен быть верен своему сюзерену. Впрочем, мне и на тебя обижаться не за что. Ты просто подлая лицемерная шл… — бранное слово чуть не сорвалось у него с языка, но Ивейн все же сдержался, отвернулся к стене. И снова застыл.
Астрид словно плеснули в лицо кипятком. Больно ранило и непроизнесенное слово, и особенно взгляд Ивейна, в котором не было даже ненависти — одно ледяное презрение. Разве она это заслужила?! Она все сделала, чтобы спасти их обоих! Заступалась за него перед рыцарями, врала Руоту, что Ивейн — простой оруженосец, а сама молилась, чтобы никто не углядел явного сходства между ним и Кайтоном! Нянчилась с ним, как с ребенком!
Она резко выдохнула, пытаясь успокоиться, но, Ивейн, видимо, решил сегодня высказаться до конца. Отыграться, так сказать, за долгое молчание:
— Тебя что, приставили следить за мной? Зря. Иди передай своим дружкам, что я все равно сбегу!
Потеряв терпение, Астрид грохнула блюдо об пол:
— Отлично, давай! И в тот же день моя голова будет торчать на копье возле Болдрова шатра, потому что я за тебя поручилась! Думаю, это тебя порадует! Беги же, сделай мне одолжение!
Она резко поднялась и вышла. Как жаль, что у шатра нет двери, которой она могла бы хлопнуть!
* * *
Когда Вал открыл глаза, его взгляду предстало полутемное помещение с косым потолком, на котором шевелились причудливые косматые тени от пучков трав, подвешенных к опорам. Повернув голову — почему-то сделать это оказалось очень трудно — он заметил алые пятна догорающих огней в очаге, над которым висел видавший виды котелок. В полосе света, падавшей из приоткрытого полога, который заменял здесь дверь, сидел человек с всклокоченными седыми волосами и что-то вдохновенно черкал на восковой табличке. Винсэ! Вал попытался улыбнуться.
Их собирались отвезти к сьергам, вспомнил он. Помещение было похоже на шатер. Вдоль стен громоздились короба и полки, на которых стояло множество горшочков и склянок, а в воздухе чувствовался невыводимый травяной дух. Похоже, они у травника, или лекаря… шамана? По стенам, разрисованным странными, диковатыми рисунками, скользили отблески магии. Благодаря многолетнему обучению и опыту Вал мог их разглядеть, но призвать их ему было так же невозможно, как удержать воду в решете.
Почему-то сейчас это не вызвало у него горечи.
Последние дни он помнил урывками, его сотрясал то жар, то озноб, и он давно перестал различать, где явь, а где бред. Боль то накатывала приступом, то отступала, она ощетинивалась внутри колючим клубком, не давая вздохнуть, или же взрывалась в голове, так что Вал метался на лежаке, кусая губы. Тогда перед его больным взглядом возникала коричневая морщинистая маска, обрамленная белыми волосами, а на губах появлялась прохлада и терпкий вкус незнакомых трав. И боль отступала.
Сейчас он простодушно радовался тому, что колючий клубок внутри исчез, и он может видеть этот пыльный свет, этот очаг, и Винсэ, с которым, судя по его виду, все было в порядке. Кажется, их пока не скормили местным духам, как ни грозился Хемминг. «Впрочем, Винсэ вполне способен прихватить свою дощечку даже в жертвенную яму, и убедить кровожадного Харги потерпеть, пока он не закончит расчеты».
Вал настолько осмелел, что даже рискнул приподняться на лежаке, но быстро осознал тщетность своих попыток. «Да я слабее младенца! Сколько же я провалялся?!»
Зато его движение привлекло внимание Винсэ, который поднял голову и испустил радостный возглас:
— Очнулся!
Не выпуская из рук драгоценной дощечки, изобретатель подсел к больному, и Вал снова невольно улыбнулся при виде его счастливого лица. Он этого не помнил, но Винсэ всю дорогу пытался, как мог, облегчить его состояние, озабоченно следил за дыханием и украдкой поил друга настойкой скарраты, которая истощала организм, но зато подстегивала слабеющее сердце.
— Я так рад! — воскликнул Винсэ, сжав его руку. Дощечка с расчетами мешала ему, и он недоуменно посмотрел на нее, потом спохватился:
— Я тут кое-что набросал, пока ты был без сознания. Эта штука точно должна полететь! Я назвал ее «винтолет»… хм… хотя название «воздушный винт» здесь тоже подходит.
К сожалению, Вал своей плывущей головой пока что не мог оценить изящество изобретения. Он видел только короткую спираль наверху и нечто непонятное внизу.
— Не сомневаюсь, что оно полетит, — произнес он с трудом.
— Ах, да! Тебе, наверное, нужно что-нибудь? Ульва оставила для тебя лекарство… где же оно? Она будет рада, что ты пришел в себя. Она так и сказала, что это случится сегодня.
Винсэ умолчал, что Ульва вообще-то выразилась по-другому. Вчера, сидя перед очагом, шаманка вопросила о судьбе Вала своих духов-помощников, и когда ее сознание вернулось из запредельного странствия по чужим мирам, она сурово произнесла:
— Твой друг застрял на пороге смерти. Того-мусун так сказал мне: «Пусть этот парень уже определится, туда или сюда. А то сквозит». Завтра этот человек должен выбрать.
От ее слов Винсэ пробрало до костей. Он не знал, чем еще можно помочь, но всю ночь просидел возле постели больного, болтая всякую чепуху, рассказывая что попало о подмеченных им в природе диковинах, о местах, где ему довелось побывать, о людях, с которыми приходилось иметь дело… Под утро он выбился из сил и задремал.
А спустя несколько часов Вал очнулся. И в его глазах Винсэ почудилось что-то новое — азарт, предвкушение, какой-то голодный блеск. Хотя Вал едва мог повернуть голову на подушке, сейчас он казался более живым, чем в замке Хвитстейн в дни плена. Когда Винсэ помог ему напиться из большой кружки, оставленной шаманкой, Вал откашлялся и хрипло сказал:
— Мастер… у меня к вам большая просьба. Возьмете меня к себе учеником?
Глава 27
Ночное болото не хотело выпускать путников из цепких объятий. Валежник хватал их за ноги, обомшелые ветки норовили выцарапать глаза, кочки то и дело проваливались под ногами, а еще под ноги лезла всякая мелкая нечисть, тоже пытавшаяся спастись от болотных великанов. Единственным, кто хоть что-то видел в окружающей черноте, был Аларик, поэтому ему доверили вести нервно взбрыкивающую Моро, на которую сгрузили их нехитрый скарб. Остальные бежали следом практически вслепую. Раненого взял на закорки Большой Дик, так как испуганная лошадь запросто могла его сбросить. Эринна, не сбавляя шага, смахнула упавшую на глаза прядь волос и с трудом перевела дыхание. Только не оглядываться! А торвы настигали: скрежет и хлюпанье раздавались все ближе, зеленые огоньки мелькали уже не только позади, но и сбоку. Рядом тяжело сопел Большой Дик, явно выбившийся из сил. «Нам не выбраться!» — с отчаянием подумала девушка. Кстати, а где Кайтон?! Она с ужасом оглянулась, но сразу заметила его в туманной мгле неподалеку. Кайтон убрал меч в ножны и достал кресало и трут.
— Нет! — вскрикнула Эринна.
— Бегите, бегите вперед! — крикнул он остальным.
Все они хорошо помнили, что им рассказывал Бьорн: однажды одному охотнику, застрявшему на лодке в одной из здешних речушек, вдруг пришло в голову осветить себе путь лучиной. Едва он высек искру — как вокруг полыхнуло да грохнуло, и от несчастного охотника осталась только шапка, а от лодки — жалкие обломки да пузыри на воде.
— Оставь это на крайний случай! — прокричал Аларик, едва удерживая Моро.
— Да крайнее некуда уже! Уходите, быстро!
Аларик бессильно выругался, но спорить действительно было некогда. Ему хотелось прибить Кайтона за неуместный приступ героизма, но чтобы его геройство хотя бы не пропало даром, остальным следовало успеть отбежать подальше. Торвы двигались стремительно, словно под водой. Мерзкий скрип и хлюпанье слышались отовсюду, из темноты вдруг вынырнула когтистая ветка с пятнами гнили, ухватила Большого Дика за капюшон. Тот заорал, так как руки его были заняты раненым товарищем. Аларик на ходу смахнул эту пакость мечом, и она упала на тропу, бессильно скребя ветками-пальцами по взрытому мху. Тут еще Моро, как назло, решила дать волю страху: косила круглым глазом, мотала башкой, так что с мундштука во все стороны летела пена. Бьорн поддерживал Эринну, чуть не падавшую на осклизлой тропе. Они успели отойти примерно на сотню шагов, когда позади раздался грохот, да такой, что небо качнулось. Беглецов швырнуло на землю. Земля всколыхнулась, словно само пространство собралось складками. С бешеным ржанием взвилась на дыбы Моро, готовая унестись прочь со всеми их пожитками.
Небо враз посветлело, подсвеченное рыжеватым пламенем, и в этом неверном свете Бьорн вдруг увидел слева неясные очертания гор.
— Туда! — крикнул он. Крикнул — и тут же закашлялся от удушливой вони. — Спрячемся в предгорьях…болотники туда не полезут! — едва прохрипел он.
