Очнувшись, человек сильно дёрнулся; его зрачки моментально задвигались, лицо нервно подрагивало. Прядь чёрных волос упала на лицо; он её прикусил.
Эйи сделал глубокий вдох. Затем подошёл так, чтобы человек его видел, и заглянул тому в глаза. Кроме пустоты и жажды в них ничего не было; в первую секунду зрачки Глена сузились, казалось, он сейчас кинется на Эйи, а точнее, попытается. Тот, однако, не позволил себе паниковать; он пытался установить контакт с сознанием человека, но, казалось, было не с чем. Задача была сложная; он задумался.
— Ого, — сказала она, — он до сих пор не попытался на тебя кинуться.
— А должен был?..
— Не смеши меня… Я ведь тебе объясняла.
— И какая на то может быть причина?
— Не знаю. Возможно, у него на тебя сходная реакция, что и на меня; а может он просто устал. Хотя в последнем сомневаюсь.
— Мне не удалось почувствовать его сознание…
— Нет у него никакого сознания. А если и есть, то где-то очень далеко.
После недолгого раздумья Эйи спросил:
— Вы говорили, ему музыка нравится?
Она приложила руку к лицу.
— И охота тебе с ним экспериментировать…
— А Вам охота? — парировал Эйи. — Я хотя бы помочь ему хочу. Мне нужно понять, есть ли у него шанс. Если есть, я уже примерно представляю, что можно сделать.
— И откуда же у тебя такие представления?
Эйи не ответил.
— Думаю, его можно пока вернуть в прежнее состояние. Он не сможет долго удерживать на мне концентрацию. А я пока подумаю, что могу ему сыграть; да я, к тому же, давно не практиковался, в связи с последними-то событиями… Нужно будет вспомнить.
— Очень надеюсь, ты знаешь, что делаешь.
***
На следующий день, с утра, Эйи сел за пианино. Нужно было — он чувствовал — восстановить навык до состояния идеала: тот человек чрезвычайно восприимчив, любая заминка, любое отклонение могут прервать концентрацию, которую потом будет сложно восстановить. В том, что она будет достигнута, он, почему-то, практически не сомневался.
В комнате, помимо Эйи, находился Лоренс — ему было интересно послушать. Ветер слегка колыхал белые занавески; в целом помещение было очень светлое, хоть и небольшое; единственным чёрным предметом было пианино.
Эйи играл своё любимое — Лунную сонату; ветер задувал будто бы в такт музыке. Лоренс облокотился о стену, заслушавшись игрой; на некоторых моментах Эйи даже казалось, что можно закрыть глаза, однако он этого не делал — рановато.
Внезапно за дверью послышался какой-то шорох. Эйи не прекращал игру; Лоренс слегка насторожился. Затем дверь медленно приоткрылась и в помещение вошёл — точнее, вкрался — Глен. Его глаза были прикованы к играющему. При взгляде на Лоренса его внимание внезапно переключилось; зрачки снова сузились, в них стали отражаться диковатые отблески. Эйи среагировал мгновенно:
— Прячься за занавеску, быстро!
Вообще-то, Винтерхальтеру можно было и не давать указаний — он и сам не горел желанием ещё раз встретиться с этим существом. Он поспешно скрылся.
Глен кинулся было в его сторону; Эйи заиграл интенсивнее, попутно пытаясь подключиться к сознанию вошедшего. «М-да, придумал ты мне задачку…». Тот, казалось, успокоился и снова сосредоточился на музыке. Он сел на пол и оставался неподвижен; зрачки снова приняли нормальный размер, а потом даже стали расширяться. Было полное впечатление, что он находится под гипнозом.
Позже совместными усилиями с главой организации Эйи нашёл этому объяснение — сознание может голодать, даже если находится в практически мёртвом состоянии; то, что когда-то им обладало, не может полностью избавиться от соответствующих потребностей, как бы низко ни опустилось. К тому же, не может в животном, которое когда-то было человеком, не быть желания противостоять соответственному обращению с собой. Но сейчас Эйи только удивлялся, что смог поймать внимание Глена; играя, он попутно старался как можно яснее запечатлеть в сознании того, что не является для него угрозой и даже может представлять из себя надежду.
Они долго просидели таким образом. Эйи поразился такой способности концентрироваться (как выяснилось позже, это был духовный голод). Выбившись из сил, он убрал руки с клавиш, одновременно погружая Глена в сон. «Теперь осталось только придумать, как дотащить его обратно. Хотя, погодите… у меня же есть Ларри».
— Ты там не умер ещё? — спросил Эйи приглушённо.
— Вы очень красиво играете… Правда вот, у меня нога затекла…
— Ничего, сейчас разомнёшься, — он кивнул в сторону спящего. — Мне нужно как-то донести его обратно.
Лоренс сделал круглые (ещё более, чем обычно) глаза.
— Я не хочу до него дотрагиваться!!! А если он проснётся и снова кусаться начнёт…
— Не проснётся, не переживай.
Лицо Лоренса приобрело страдальческое выражение.
— Ну неужели во всей организации нет более низких чинов, чтобы этим заниматься…
— Здесь, в этой комнате, у тебя наиболее низкий ранг. Он не в счёт, — прибавил Эйи, поймав изумленный взгляд. — Поэтому не выпендривайся и вперёд. Да не бойся ты так. Просто перекинь его через плечо. Ну ладно, допустим…
***
Несколько вечеров подряд Эйи играл для Глена. Как выяснилось, тот разделяет интерес к Лунной сонате.
А в один вечер он внезапно заплакал. Где-то на середине прослушивания; обычно Глен сидел у стены, опустив руки вниз; тут он обхватил ими ноги, и по его лицу стали скатываться слёзы. Он остался неподвижен — даже не пытался их убрать.
