Фридрих Ницше
На фоне этого, казалось бы, радостного события, мы совсем упустили из вида, что есть люди, не смирившиеся с тем, что их родные пропали и никто их не ищет - боятся заходить за туман.
Первым не выдержал младший близнец. Братья поссорились. Тарас кричал на Пахома, что он не любил маму, поэтому так легко сдался. В результате они крепко подрались, а утром Тарас исчез вместе с котомкой, бутылкой молока, краюхой хлеба, испеченной бабушкой накануне, и сменой портков. Пахом кинулся к арке и почти догнал брата, но тот, увидев погоню, припустился и проскочил границу. На зов не откликнулся и не вернулся.
Следующей пропала жена водителя Авдотькина. За день до этого она делилась с подругой, что без него нет жизни, поэтому хочет найти и вернуть в семью. А если у того и правда есть зазноба в районе, так хоть космы ей повыдергивать для восстановления душевного равновесия. Больше Авдотькину никто не видел.
Оба эти случая были записаны в тетрадь, которая получила у жителей название "Загадочная книга".
Вскоре поселок взбудоражило еще одно событие, которое напугало своей необъяснимостью.
- Пелагея Петровна, - крикнули с крыльца, - вы дома?
За дверью стояла пара молодоженов, на чьей свадьбе весь поселок гулял весной. У Василисы были заплаканные глаза, за спиной мялся муж. Я широким жестом показала направление куда им идти. Карповы нерешительно проследовали в комнату, где ба сучила козью шерсть. Увидев гостей, она остановила веретено и сняла с колен мешочек с пухом. Чета села на диван, Антон обнял жену за плечи. Та сгорбилась и заплакала.
- Кира, принеси воды, - сказала бабушка мне и тут же обратилась к гостье: - Василиса, перестань плакать, ребеночку вредно.
Тут женщина зарыдала в голос и сквозь слезы крикнула:
- Нет ребеночка, нет!
- Кира, захвати отвар валерианы и пустырника!
Я тут же достала бутыль и, зачерпнув воду в ведре, поспешила в комнату. Ба сидела на диване и утешала Василису. Налив четверть стакана отвара, разбавила его водой и протянула плачущей женщине. Та взяла его трясущимися руками и поднесла ко рту. Не сразу смогла выпить, прорывающиеся рыдания не позволяли сделать и глоток. Наконец, справившись с собой, глотнула.
Медленно, по чуть-чуть, Василиса осушила весь стакан. Тяжело вздохнула и в бессилии склонила голову на мужнее плечо. Тот погладил ее по руке и начал говорить.
- Мы так радовались, что у нас будет ребенок, он уже шевелился, и я даже смастерил ему кроватку.
- Говорила, говорила тебе, что не надо ничего заранее делать, примета плохая, - простонала Василиса.
Мужчина поморщился и продолжил.
- А он перестал шевелиться. Сначала мы думали, что это от испуга Василисы после взрыва, но теперь мы вообще не уверены, а была ли беременность?
Василиса опять заплакала.
- Как такое может быть, а?
Бабуля покачала головой:
- Не знаю. Если вы связываете это с взрывом и туманом, то нужно опросить женщин. В поселке были другие беременные.
Потом взяла тетрадку и сделала запись под номером 36: "28 августа 1941 г., Василиса Карпова, 20 лет, предполагает, что беременность прервалась (рассосалась)".
После обеда женщины штаба пошли в амбулаторию. Я увязалась с ними. Фельдшера не было, он еще до взрыва уехал в отпуск к родне и так и не вернулся. Мы нашли книгу с записями и вскоре выяснили, что в поселке должны быть еще три беременные, причем одна из них - жена аккордеониста.
Мы обошли всех по очереди. Картина была удручающая - ни у одной из них беременность не развивалась. По разным причинам они не стали делиться этим открытием, но когда мы рассказали, что они не одни такие, то получили исчерпывающую картину - не было кровотечения, ничего не болело, просто было ощущение, что кто-то пустил время вспять и беременность исчезла.
Так в бабулиной "Загадочной книге" появились еще три записи.
Лето заканчивалось, стало холодать. Не было дождей, просто ветер перестал быть теплым. Яблочки в нашем саду так и не вызрели, но мы их все равно собрали.
Появилась проблема, как быть с теплой одеждой. Постоянные жители поселка оказались в преимущественном положении, а вот приезжие "дачники" не имели ни обуви, ни пальто. В списках сельпо значились фуфайки в количестве пяти штук, демисезонное пальто мужское одна штука и женское - две штуки. Брюки, шаровары, сапоги кирзовые, яловые, боты, галоши, валенки тоже были на складе, но все в ограниченном количестве. Поэтому штаб сделал списки нуждающихся и каждое утро, как в магазине восстанавливалось количество выданного вчера, очередники получали свою одежду. Понятно, что размеры не изменялись, и все вещи перешивалось, переделывалось под конкретного человека. Вот с обувью дела обстояли сложнее, но и здесь находился выход, большое - не маленькое, носить можно.
Пробовали на ночь в магазине оставлять свои вещи, в надежде, что и они начнут появляться утром, как остальное, не получилось. Прирастало только то, что было в сельпо на момент взрыва.
Началась осень, и заговорили о том, что детям нужно учиться. Школа осталась за пределами тумана, поэтому в конторе поселкового совета сделали один класс, собрали туда все книги и учебники, карандаши и бумагу, которые нашли по домам и в магазине, переписали детей и собрали их по группам. Добровольцы из числа жителей вызвались преподавать школьные науки. Я тоже попала в список и теперь вставала еще раньше, чтобы до школы обойти владения и проверить границы тумана.
В беседку я ходила в любую погоду. Холодно, море штормит, ветер, обжигающий морозом до костей - ничто не могло мне помешать. Я и Дик, как часовые, несли свою вахту с пяти часов утра. Иногда не могла сидеть на каменных ледяных скамейках, тогда описывала круги, стараясь унять озноб. Но чаще я обнимала Дика, зарываясь руками в его шерсть. Собачье тепло не давало замерзнуть.
Бабушка знала о моих посиделках и переживала, что я заболею, но с этой боязнью пришло осознание еще одного чуда. За все время в поселке никто не захворал. Не было ни одного чиха! Даже старики не жаловались на ломоту в костях при смене погоды. Дед Матвей перестал хромать и брал клюку только для того, чтобы отгонять собак.
Зимними вечерами, когда серость рано превращалась в темноту, все поселковые разделялись на группы по интересам. У кого-то в доме пели. Песня "Катюша" - самая любимая. У аккордеониста устраивались танцы, но его небольшой дом вмещал слишком мало людей, поэтому там собиралась в основном молодежь. В нашем доме проводили вечера люди постарше. Бабушка откуда-то достала переносной патефон в виде чемоданчика и несколько граммофонных пластинок, с которыми обращалась очень бережно, как со стеклом. Заводился этот английский агрегат с помощью вращающейся ручки, и, благодаря этому, мы могли слушать песни и арии Шаляпина, Собинова и разную оркестровую музыку. "Эх, дубинушка, ухнем", - шипел, хрипел и орал патефон, громкость которого не регулировалась. Но зато летом, когда чемоданчик выставлялся на подоконник, вся улица могла танцевать под "Брызги шампанского".
Глава 6
Ты говорила,
Что не забудешь
Ласковых, радостных встреч.
"Синий платочек"
Музыка Ежи Петербургский, слова Яков Галицкий
Мы с бабушкой, как и большинство жителей поселка, старались быть занятыми делами, помогать людям, поддерживать и подбадривать нуждающихся в утешении. Некоторые отчаялись от извечной серости, безысходности. Солнца не хватало всем.
