Кажется, ничего не забыла.
Пять раз за четыре дня.
И вот снова.
Как же она попалась?
Мозг услужливо подбросил картинки прошлой ночи…
Прошлой ли?..
Дэшшил. Колючая щетина. Не по-мужски мягкие губы. Мозолистые, но нежные руки.
Хвоя и ветер. Соль на щеках.
И вересковый мёд.
А потом только удушающе сладкий незнакомый аромат. Горечь и металл на языке. И испуганное лицо Йары исчезает в алом тумане.
Точно. Служанка.
Кира искала её. Сама. Хотела… чего-то.
«Воды», – вспышка.
Да, жутко хотелось пить. Вентили в ванной крутились вхолостую, краны так и остались сухими. А Дэшшил спал.
Сильный. Суровый. Даже во сне брови сдвинуты.
И подушки все заграбастал, подмял под себя, но она не жаловалась. Могла бы, принесла бы ему ещё из соседних комнат – сколько нужно.
За окном уже зажглись фонари. Ещё не ночь, но вечер поздний. И Йара так удачно проходила мимо по коридору.
– Кухня закрыта…
– Мне бы просто воды, там с кранами что-то…
– Идём.
Нужно было заметить изменившийся взгляд. Напряжённую, прямую как доска спину. Дрожащую руку, когда открывала заднюю дверь на улицу.
– Погоди здесь, я сейчас.
Йара исчезла в полумраке так быстро, что Кира и ответить ничего не успела.
И вышла следом. Воздуха глотнуть. А ещё по двору зверь как-то гулял, на кота похожий. Забавный. Думала присмотреться поближе – ну как и вправду кот? Может, погладить. Дэшу показать, мол, гляди, у меня был почти такой, только рыжее, больше, толще, ленивее. Где положишь, там и останется лежать неподъемной тушей. Расплывётся – лапы в стороны, пузо навыкат. Так и звали – Паштет.
И тогда бы пришлось пояснять, что такое паштет. Хотя, возможно…
От разбившейся под ногами склянки поднялся фиолетовый дымок. Будто в фильме про магов с дешёвыми спецэффектами или на шоу иллюзиониста. Только тут струйка вышла слабенькая, куцая, в такой не исчезнешь бесследно, не растворишься.
И вот тогда в нос ударил запах. Сладкий. Приторный. И в голове загудело.
«Дура, ты ж не в средневековье, чтоб служанка на улицу за водой пошла».
Последняя связная мысль.
Лицо Йары, слёзы в глазах, но кто-то оттаскивает её прочь.
Киру не трогают, ждут, когда она сама упадёт. На крыльцо, на осколки.
Уже не больно. Грустно только. Так глупо…
А стошнило её не там. Позже.
Здесь.
Это ведь не первое пробуждение, было другое.
Всё те же стоны ветра в отдалении, скрипящие доски, холод. И хлесткая пощёчина, которую Кира, наверное, даже и не заметила бы, если б от силы удара не запрокинулась голова.
Светящиеся глаза в темноте.
И голос. Знакомый, но мысль, юркая зараза, не даётся в руки. И слов не разобрать. Он говорит, говорит, говорит. И Кира слышит, но только голос – не слова.
Её вырвало после второго удара. А потом тело окатили водой, и стало не просто холодно – нестерпимо. Озноб походил скорее на приступ эпилепсии или ещё какой припадок. Интересно, наблюдатель испугался?
Беспамятство порой и правда спасает. Странно, а в кино и книгах от такого душа обычно, наоборот, приходят в себя.
