— Да.
— «Семьдесят лет: Личные отголоски Второй мировой войны». Возможно, это он. Просто включи запись, — предлагает он.
Я снова нажимаю на кнопку, чувствуя, как замирает сердце, пока загружается лента.
Сегодня у нас в гостях Чарли Крейн, восьмидесятидевятилетний джентльмен, живущий на Статен-Айленде последние шестьдесят лет. Чарли — один из самых известных и обожаемых жителей своего района. Мы услышали несколько рассказов о нем от его соседей и друзей и обратились к Чарли с надеждой, что он сможет поделиться с нами своей историей и своим прошлым. Для нас большая честь получить его согласие. Чарли — ветеран Второй мировой войны, и у него за плечами история, которую большинство из нас не в силах постичь. Мы невероятно благодарны и смиренно представляем вам... Чарли Крейна.
Изображение увеличивается, показывая не только интервьюера, но и мужчину, сидящего в кресле напротив нее.
На лице мужчины нервная улыбка, как будто он не уверен в себе и нервничает из-за предстоящего интервью. Он одет в отутюженные серые брюки и накрахмаленную белую рубашку, заправленную под ремень. Мужчина в возрасте должен очень дорожить своим реноме, чтобы быть так аккуратно одетым, но это достойно восхищения.
— Чарли, большое спасибо за то, что вы сегодня здесь, — начинает интервьюер.
— Спасибо, что пригласили меня, — отвечает Чарли.
У этого мужчины две руки, так что мои плечи опускаются от разочарования. Чарли, как мне известно, лишился одной руки.
— Это не он, — расстроенно говорю я Джексону.
— Почему ты так решила? — спрашивает он.
— У него две руки.
— Подожди минутку. Давай посмотрим дальше.
— Итак, Чарли, мы слышали от твоих друзей и соседей, что у тебя есть интересная история о том, как ты оказался в Соединенных Штатах. Мы бы хотели услышать больше, — подбадривает собеседница.
Чарли чуть выпрямляется в кресле, чувствуя дискомфорт, прежде чем начать говорить.
— Разумеется, конечно. Я могу показаться глупым человеком, но... все получилось из-за любви.
Интервьюер с любопытством поджимает губы и наклоняет голову в сторону.
— Хм. Значит, вы хотите сказать, что причиной вашей эмиграции стало не стремление к лучшей жизни, как у многих людей в те времена?
Чарли слегка качает головой, поднимает правую руку с колен и почесывает подбородок, после чего расслабленно откидывается в кресле.
— Для меня лучшая жизнь заключалась только в любви к одной женщине, — объясняет он.
— И в конце концов вы нашли эту женщину? — спрашивает интервьюер.
— Нашел, — немедленно отвечает Чарли, коротко кивая.
Я с недоумением смотрю на Джексона.
— Это все-таки он, — недоуменно говорю я.
— Ш-ш-ш, смотри дальше, — советует мне Джексон.
Интервьюер складывает руки на коленях, прежде чем продолжить.
— Так это было классическое долго и счастливо, на которое вы надеялись?
Чарли не тратит много времени на ответ. Он как будто заранее подготовил ответы на вопросы, задаваемые собеседницей.
— Это было долго и счастливо, — соглашается он.
Мои колени трясутся уже несколько минут, но они замирают, когда я оглядываюсь на Джексона, чтобы оценить его реакцию. Он ничего не говорит, просто продолжает смотреть.
— Вы двое все еще вместе? — спрашивает она.
— Боже мой, нет. Мы больше никогда не были вместе после переезда в Штаты.
Женщина нервно смеется, и я начинаю думать, может быть, у нее не было ответов на эти вопросы до интервью.
— Я не уверена, что понимаю, Чарли. Как вы объясните свой счастливый конец, если в итоге не встретились с любовью всей своей жизни?
Я замечаю, что Чарли все сильнее ерзает на своем месте. Его правая рука постукивает по колену, а затем той же рукой он оттягивает воротник рубашки.
— Его левая рука не сдвинулась ни на дюйм, — уверенно говорит Джексон. — Это протез.
— Что? Откуда ты это знаешь?
Джексон чуть качает головой в сторону.
— Я врач. Отдай мне должное, ладно? — справедливое замечание. — Когда человеческое тело находится в состоянии стресса, у него не могут двигаться только три из четырех конечностей. Чарли несколько раз поджал оба колена и на протяжении всего интервью постукивал правой рукой. Его левая рука и кисть не двинулись ни разу.
— Но его история...
