На несколько мгновений повисает тишина, прежде чем мальчик продолжает расспросы.
— Сэр, при всем моем уважении, вы выглядите так, словно прожили долгую жизнь. Чего именно вы ждете?
Я откидываю голову на спинку сиденья и закрываю глаза, зная, что если вздремну, эта поездка пролетит намного быстрее.
— Я жду конца этой поездки, — говорю я ему, — и она почти закончилась.
— Вы собираетесь встретиться с Амелией? — спрашивает он, сгорая от любопытства.
— Да. Я опоздал на семьдесят четыре года, но, наконец, смогу снова поговорить со своей любовью.
— Это потрясающе, сэр.
— Да, это просто потрясающе, если не сказать больше. — Мальчик улыбается, поднимая наушники с колен. — Сынок, сделай мне одолжение, — обращаюсь я к нему, прежде чем наушники оказываются на его ушах. — Не влюбляйся, пока не будешь готов провести с ней всю оставшуюся жизнь. — Вот и весь мой непрошеный совет на сегодня.
Мой сон идеально совпал с концом поездки, когда мы подъехали к Южному вокзалу в Бостоне.
— Эй, сынок, не поможешь мне с сумкой? У меня повреждена рука. — Парень смотрит на мой протез и открывает рот, готовый, как я полагаю, задать еще одну порцию вопросов.
— Это из-за войны? — спрашивает он таким тоном, каким спросил бы мальчик, сравнивая шрамы с показателями выносливости.
— Увечье не достижение, но да, это так.
— Было больно?
— Да, но я испытывал и более сильную боль. — Многие люди не знают, что сердце способно сделать с телом. По моему опыту, физическая боль никогда не могла сравниться с тем эмоциональным потрясением, через которое пришлось пройти моему сердцу.
Мальчишка подхватывает мою сумку и протягивает ее к моей здоровой руке.
— Было приятно познакомиться с вами, сэр.
— Чарли, — говорю я ему, ставя свою сумку на пол и протягивая руку для пожатия.
— Дэнни, — представляется он. — Я рад, что вы сегодня сидели рядом со мной.
— Мне было очень приятно. — Я наклоняю голову и поднимаю свою сумку.
Мы выходим из поезда, и я пробираюсь через терминал, чтобы поймать такси, но как только подхожу к выходу, молодая женщина кладет мне руку на плечо.
— Простите, вы Чарли Крейн? — голос знакомый. В Бостоне мало кто знает меня по имени, поэтому уверен, что это та самая девушка, с которой мы вчера разговаривали по телефону.
Я поворачиваюсь и обнаруживаю практически полную копию Амелии — русые волосы, каштановые глаза и беспокойство, отраженное в ее нервной улыбке.
— А вы?
— Эмма Хилл, — говорит она.
Я закусываю губу, потому что у меня щемит в груди, а еще страшно подумать, что ляпну, если не сделаю паузу, чтобы отдышаться.
— Она правда спрашивала обо мне?
Эмма обхватывает себя руками за плечи, как будто замерзла внутри теплого вокзала. Ее нижняя губа на секунду вздрагивает, но затем она произносит.
— Бабушка спрашивала о вас всю последнюю неделю... но она не переставала думать о вас с момента последней встречи.
Я немного смущен ее словами. Полагаю, Амелия могла упоминать обо мне, хотя не могу представить, чтобы ей было легко поднимать эту тему из-за наших необычных обстоятельств.
— Она рассказала тебе нашу историю? — спрашиваю я.
Находящийся рядом с Эммой мужчина обнимает ее за плечи, вероятно, пытаясь унять дрожь и успокоить.
— Ее дневник. В нем вся ваша история. Она попросила меня прочитать его, и я прочла.
Я прижимаю руку к груди, чувствуя, как бьется мое сердце, так сильно, что это меня немного пугает.
— Ну, я здесь, — твердо говорю я. — Сколько ей осталось?
— Однозначного ответа нет, но, вероятно, не годы. Мы работаем над долгосрочным планом, чтобы Амелия получила наилучший уход, — сообщает мужчина, с которым пришла Эмма, и я предполагаю, что он должен быть ее парнем или мужем.
— Вы муж Эммы? — интересуюсь я.
— Если моя бабушка добьется своего, так и будет, — смеется Эмма, и в этом сладком звуке у нее перехватывает дыхание.
— Я врач Амелии, — поясняет молодой человек. — Джексон Бек. Очень приятно познакомиться с вами, сэр. Я много слышал о вас от Эммы.
— Погодите-ка, — восклицаю я, взмахивая рукой и пытаясь прояснить ситуацию. — Какое отношение твоя бабушка имеет к тому, что вы двое поженитесь?
Эмма смотрит на Джексона с очаровательной улыбкой — я узнаю ее. Это улыбка Амелии — та, что была у нее каждый раз, когда я признавался ей в любви.
