— Сэр! Ложитесь! Ложитесь, сэр!
Я не успел.
Первый выстрел грохнул со стороны дружков беглецов. Затем раздался треск служебных Глоков. А для меня все звуки разом стали приглушёнными. Будто я очутился в бочке, по которой бьют чем-то металлическим. Я сполз по ограде. Кто меня ранил, я так и не понял. Посмотрел на руку, зажимающую грудь. Сквозь пальцы лилась кровь. Сердце мощными толчками выгоняло из меня алую жидкость. И я всё падал… Падал. В бездну…
* * *
Помирать в сорок с гаком лет не комильфо… Помирать от пули хрен пойми кого, имея вполне сносное здоровье — не комильфо вдвойне.
Но я собрал хет-трик, потому что…
— Дэнни, ты совсем охренел? Ты ему что, голову разнёс! — сквозь красное марево раздался скрипучий голос.
Я приоткрыл один глаз. Второй сейчас решительно отказывался работать. Передо мною стоял здоровяк в потёртом костюме-тройке. Слегка выпирающий живот явно не мешал ему орудовать короткой дубинкой, которую он сжимал в мозолистой лапе. Неудивительно при таком-то росте. Больше двух метров. Да о его морду можно поросят забивать! Маленькие глазки внимательно изучали моё лицо:
— Живой он. Трепыхается.
— Нам нужны бабки, полудурок ты, — долговязый злобно посмотрел на меня, — А ты его грохнуть решил? Кто будет выплачивать долги его папаши?
Какие бабки? Какой папаша? Голова раскалывалась, и я с трудом соображал. Что за чертовщина творится вокруг? И почему я в такой странной одежде. Старые прохудившиеся брюки на подтяжках. Свободная рубаха. Вся в грязи из лужи, в которой я валяюсь, прислонившись к холодной кирпичной стене. И ещё в крови. Которая стекает с моего лба. Где я?
— Слышишь, малец! — громила пнул мою ногу, — С тобой говорят. Где бабки?
Долговязый совсем распсиховался:
— Это у него надо было спрашивать до того, как ты его по башке приложил!
— А я что, виноват, что он мне с разворота попытался зарядить? — лениво оправдывался здоровяк.
— Так а на хрена ты его как девку решил хватать сзади?
— Ну я поймать хотел…
— Дебил, — сплюнул долговязый и закатил глаза, — Если бы ты не был моим кузеном, лично бы пристрелил. Отвали в сторону. Видишь же, он уже не рыпнется.
Долговязый подошёл ко мне, заводя руку под полу мешковатого пиджака. Я подобрался и в отчаянии начал осматриваться по сторонам. Узкий переулок между двумя сплошными стенами старых двухэтажных домов. Завален рухлядью и мусором. И ни одного постороннего прохожего.
— Не дёргайся, — долговязый вытащил из-под полы револьвер, присел рядом и приставил к моему подбородку ствол, заставил задрать голову.
— Слушай меня внимательно. Твоя сотня — проценты за просрочку. Времени тебе — месяц. Восемьсот долларов — теперь такая ставка. Чтобы к началу декабря принёс деньги. Усёк? — рыбьи противные глаза неотрывно смотрели на меня.
— Понял… — выдохнул я, всё ещё лихорадочно пытаясь понять, что вообще происходит.
Длинный ощерился в кривой улыбке, обнажив жёлтые зубы и дохнув смрадом алкоголя и вяленой рыбы:
— Вот и ладненько. Не принесёшь бабки, он, — кивок на тупого великана с дубинкой, — найдёт тебя и закончит дело. Всё ясно?
— Да, — снова процедил я. Ёлки зелёные, как же хотелось вмазать по этой противной и рябой роже.
Револьвер отправился обратно в кобуру под пиджаком. Долговязый похлопал меня по щеке, спровоцировав взрыв боли в голове от резкого движения:
— Я рад, что мы друг друга поняли. И смотри — не дуркуй. У тебя сестричка весьма ничего. Если хочешь, присылай её к нам. Отработает должок в апартаментах у Шона.
Громила моргнул дважды и плотоядно заухмылялся:
— Месяца четыре, и должок выплачен. Ты подумай, Алекс.
А долговязый добавил:
— Только не факт, что она потом вернётся обратно!
И два урода мерзко расхохотались. Моя рука непроизвольно дёрнулась и сжалась в кулак. Похоже, ублюдки не заметили этого, упиваясь своим имбецильным чувством юмора.
— Ладно. Пошли, нас ещё ждут дела в этом квартале, — махнул рукой главный, поднимаясь с корточек.
Здоровяк, проходя мимо, размахнулся и зарядил мне в бок, заставив остатки воздуха выйти из лёгких. Я начал задыхаться.
— Не задерживай с долгом!
Отплёвываясь и кашляя, я поднялся обратно и привалился к стене. Странно, только сейчас пришло осознание того, что я знаю — кто эти два мужика. И до этого тоже знал. Как это вообще возможно? Долговязого зовут Пит МакКарри. Он ирландец и трясёт бабки с тех, кто задолжал его двоюродному брату — ростовщику…. Имя… Имя ускользало от меня где-то на периферии памяти. А вот громила, это Дэнни «Пёс» — чёрт его знает какая фамилия. Рядовой боец — вышибала для грязной работы в услужении у Пита. Только какого лешего это всё в моей голове?
Я посмотрел на свои руки. Мозоли на них выдают привычку к тяжёлому труду. Однако есть одно гигантское но! Это руки юноши. Или подростка? Нет, скорее семнадцати или восемнадцатилетнего парня. А я, вообще-то, уже и близко не так молод!
Затем осмотрел своё тело. Худее, чем моё «старое». Угловатое. Погодите-погодите!
Быстро отвернув ворот расстёгнутой на треть рубахи, я заглянул внутрь. Шрама от осколка гранаты не было. Афганская отметина исчезла с моей кожи, словно бы её и не было. Я в чужом теле. Но это же бред! Наверное, мне всё это снится в отходняке от наркоза. Я же точно сейчас где-то в больнице! Но тогда почему я чувствую боль? Отхожу после операции?
Я пощупал своё лицо. Кожа гладкая. Ущипнул за щеку. Больно. Не наркоз. Мне бы зеркало сейчас.
