Я кивнул, «вспомнив»:
— Отец, пока работала его лавка, давал Гарри мелкие подработки и позволял мыться в подсобке. Вроде говорил, что он даже воевал. Но я как-то не расспрашивал.
— Да, батя твой — мировой мужик был, — вздохнул друг.
— Слушай, — я обратился к нему и многозначительно показал на кухню, понижая голос, — Тут видишь какое дело, давай завтра всё обсудим?
— Давай, — с облегчением проговорил он, хоть и с интересом повёл носом на запах супа, доносящийся до нас.
Уже когда он тянулся к дверной ручке, на пороге возникла мама. Её седоватые волосы были убраны под чепец. Усталое лицо выдавало тяжёлый рабочий день.
— Здравствуй, Миша, уже уходишь? А поесть?
— Да, Елена Михайловна, надо родителям ещё помочь, завтра забегу за Лёшкой по пути, хорошего вечера!
Мишка взъерошил непослушные волосы на голове моего младшего брата, который зашёл следом, и закрыл за собою дверь.
— Ого, Лёша, что это с тобой такое, — с детской непосредственностью выдал Саша, взгромождаясь на стул рядом и указывая на ссадину на моей голове.
Нда, тяжёлых разговоров, похоже, не избежать. Пристальный и встревоженный взгляд матери уже сверлил меня.
Неожиданно выручила сестра.
— Упал он. Таскали какие-то ящики на работе. Давайте-ка всё за стол. Сначала поужинаем и потом все разговоры. Мама, раздевайся, садись, — хлопотала уже вокруг стола сестра.
Мама присела рядом, не сводя с меня настороженного взгляда.
— Всё хорошо, — твёрдо сказал ей я.
— Он отдал часть денег, мама, — подыграла сестра.
— Сам упал? — явно было видно, что мать не верит мне, — Давай я посоветуюсь по работе с Виктором Васильевичем.
Виктор Горский был из первой волны эмигрантов. Дела его, мягко говоря, были не совсем законны. И он был «в авторитете» в нашей части Бронкса. Однако это было бы глупо. Идти решать такую проблему к тому человеку, который запросит неизвестную цену. Которая может быть ещё хуже, чем долг ирландцам. Отец почему-то не хотел брать у него деньги и строго-настрого запрещал нам иметь дело с ним. Почему — никогда не говорил. Но у меня не было желания проверять причину такого поведения.
— Нет, не делай этого, пожалуйста, мама. Всё в порядке, — твёрдо попросил я, смотря на неё.
— Суп стынет! — подогнала нас Тоня, и мы молча принялись ужинать. Тишина была напряжённой. Все, кроме маленького Сашки, нахмурено смотрели в свои тарелки. Мы с Тоней не хотели пересекаться взглядом с мамой.
От неприятного разговора меня спасло то, что ей нужно было идти на ночную подработку няней. Маму заняла разговором сестра, а я усиленно делал вид, что мне чрезвычайно важно уделить внимание младшему брату, рассказывавшему о своих «приключениях» за день.
Мама ушла, и я, наконец-то смог пройти в комнату, где жил вместе с Сашкой. В соседней теперь обустроились сестра и мать. Маленькие клетушки, в которых помещались только кровати, сколоченные из досок от ящиков, да тумбочки. И крючки для одежды на стене. У женщин висело простое зеркало. Сашка быстро уснул. Я укрыл его одеялом и задумался. Из этого состояния меня вывел шорох около двери.
— Куда ты, Тоня?
— По делам. Обязательно выстави суп на… — в голосе сестры я услышал такие нотки, которые сразу заставили напрячься.
— Повернись-ка!
— Зачем, — сестра остановилась в дверях.
— Я прошу тебя, — сказал я как можно мягче. Нельзя в такие моменты давить на женщин. Только хуже будет.
Она обернулась. Глаза подведены чёрной дешёвой тушью. Прямо полностью вокруг, но даже для новой моды Нью-Йорка — это было чересчур. Бледное-бледное лицо, красные румяна. Волосы закручены в локоны и подхвачены обручем. Взяла остатки косметики мамы.
— Не ходи туда.
И тут её прорвало:
— А что ты ещё предлагаешь, Лёша? Как мы сможем выплатить такую сумму? Что ты будешь есть завтра? Как отправлять в школу Сашу? Восемьсот долларов! Я видела на прошлой неделе Пита. И он звал меня… на «работу»… Ты знаешь ещё какой-то путь? Идти к Горскому? Так там будет то же самое. Тем более придётся работать тут — в Бронксе. Как я буду потом ходить по улице? А ирландцы хотя бы далеко… — сестра сорвалась и всхлипнула. Слёзы покатились по её щекам. Она быстро стёрла их, — Твою… Сейчас тушь потечёт!
— Почему ты не сказала нам о том, что предлагал Пит?
— Зачем? Я же знала, что ты будешь против. Я и сама не собиралась до этого дня. Про маму и говорить не стоит. Ей всё равно не сказала бы. Так, я буду с утра, постараюсь прийти до того, как она вернётся. Сашка на тебе. Пойми, несколько месяцев и я отработаю этот долг. И всё снова станет нормально… Иначе будет хуже. Ты знаешь, это страшные люди!
— Ты в это веришь? — я старался говорить как можно спокойнее и твёрже, вкладывая в интонацию больше уверенности, — Пойми, это всё враньё и замануха. Ты видела хоть одну девушку, которая смогла выйти из этой «работы» просто так? Сразу скажу — нет.
Тоня опустила глаза вниз. На лице её была растерянность. Это хорошо. А то она больно уж решительно намылилась в публичный дом.
— И что ты предлагаешь, Лёш?
Я подошёл и взял её за плечи:
— Посмотри на меня. Пожалуйста. Поверь мне — я разберусь с этой проблемой. Я тебе обещаю. Не надо идти ни к какому Питу. Просто помоги мне.
Она снова всхлипнула:
— Чем?
