— Сорок ящиков виски по тридцать пять долларов… — я развёл руками.
Мишка от удивления присвистнул и сдвинул на затылок кепку:
— Я таких денег даже в глаза не видел ни разу!
— Решать Вам, — я пожал плечами и замолчал, давая понять, что теперь всё в их руках.
Ребята призадумались. Я и сам волновался. Не меньше них. Без их родственников, прав на вождение, грузовика с Мишкиной работы, да и вообще ещё двух пар рук — мне не справиться. И самое обидное, что нельзя даже рассказать им — откуда эта моя уверенность.
Этим утром я внимательно проштудировал учебники, которые попросил у соседа. Надо было убедиться, что курс истории, на первый взгляд, свидетельствовал о том, что я нахожусь или в своём или идентичном мире. Это глупость — думать, что историк знает всё. Настоящий специалист знает — как искать и обрабатывать информацию, а также выводить причинно-следственные связи. Это кайф, когда ты на основе анализа и старых данных из своей памяти делаешь прогноз, переворачиваешь страницу очередного исследования — а там то, что ты «угадал». Я же, например, был в курсе многих тенденций и фактов из истории эмиграции, и связанных с нею экономических моментах. Но историей спорта Америки не интересовался. Знал только о нескольких крупных скандалах. Очень жаль, иначе бы я просто играл на ставках и бирже. А так… в моём плане нашлось место только трём событиям в спорте, в которых я был на сто процентов уверен. Эх…
Мишка подал голос:
— Я согласен! — твёрдо сказал мой друг и посмотрел мне в глаза.
Похоже, проняла его ситуация с мамой, а вдобавок ещё и история с Тоней явно сыграла значительную роль.
Витя молчал. Повисла неудобная пауза.
— Чёрт с вами… Я в деле. А то этот дурень наломает дров без меня, — театрально вздохнул он и кивнул на Мишку.
— Да иди ты, — добродушно выдал Рощупкин. Но на лице его засияла улыбка.
Ну что ж. Наше трио в сборе.
— Значит, решено. Сегодня после работы нужно заехать к твоему еврею по поводу долга. Витя, ты сможешь договориться насчёт пушки? — спросил я у Громова.
— Да, но давай уже буду беседовать с человеком, когда решится вопрос по финансам? — назидательно выдал он.
— Разумеется, на большее я и не рассчитывал. Вечером деньги, утром стулья!
— Что? — удивился Мишка.
Нет, точно надо следить за языком. А то я так всю отечественную литературу зацитирую до того, как она будет написана. Прокалываюсь на лету. Сложно урезать свой словарный и образовательный запас, который на порядки выше, чем у моих товарищей. Они и так с удивлением весь день на меня поглядывают. Мишка так вообще пошутил, что от удара по голове я резко поумнел.
Витя пошёл домой — он работал перед этим в ночную смену, а мы отправились в Куинс, где требовалось разгрузить машину около одного из мебельных магазинов. Мишка, не торопясь, вёл «Шевроле» в потоке машин, а я постоянно озирался по сторонам. Я же в «музее». Мне было всё интересно. Вечерняя жизнь одного из самых больших мегаполисов этого времени била ключом.
Куинс был побогаче. Повсюду неоновые вывески. Сотни листовок с рекламой, сорванные ветром. Завтра дворники сметут их с тротуаров и дорог, чтобы крикливые бои опять с утра расклеили новые. Здесь было больше дорогих авто и джентльменов в дорогих костюмах. Женская мода была довольно разнообразна. Девушки в пальто на манер военных френчей попадались то тут, то там — первая, робкая волна феминизма постепенно захватывала Америку. И над всем этим витал пресловутый «дух капитализма». Ревущие двадцатые — время, когда американцы рванули за лозунгом «купи всё, что тебе втюхивают, потому что это модно». Время торговых агентов, биржевых махинаций баснословных масштабов и ужесточающегося неравенства между богатыми и бедными, американцами и мигрантами, белыми и цветными. Страна жирела и напухала перед Великой Депрессией. Хотя как раз на Депрессию у меня были свои планы…
Пока разгружались во внутреннем дворе под пристальным вниманием дымящего папиросой сторожа, я миллион раз возблагодарил небеса, что наш «Шевроле» как и большинство грузовиков, был всего лишь однотонным. Мишка мне помогал, чтобы поскорее справиться с работой и успеть к ростовщику. До него мы добрались быстро. Тут пара кварталов от мебельного.
— Ты уверен, что он пойдёт навстречу? — напряжённо поинтересовался друг, когда я уже вылезал из кабины.
— Во всяком случае, лучшей кандидатуры я не знаю. Моему отцу он не отказал, когда мы только перебрались сюда. Он дал первый займ, который папа выплатил.
Я захлопнул дверцу.
— Можно и потише, — проворчали мне в спину.
Поднявшись по ступеням аптеки, подёргал дверь. Заперто, но внутри ещё горит свет. Позвонил в колокольчик.
— Мы уже закрыты! — приглушённо донеслось из дома.
— Я не за лекарствами. Меня зовут Алексей Соколов. Должно быть, Вы помните моего отца, Ивана Андреевича? Соломон Михайлович, я по делу.
Спустя минуту тишины, когда я уже было отчаялся, дверь всё-таки отворилась. На пороге возник сухощавый пожилой мужчина в пенсне с приличной оправой. Он осмотрел меня цепким взглядом и отошёл в сторону, приглашая войти:
— Проходите, молодой человек.
Я зашёл внутрь с замиранием сердца. Внутренняя «жаба» удовлетворённо крякнула. Аптека представляла собою небольшое помещение с деревянными витринами. Некоторые были накрыты стеклом. Шкафчики с красивой резьбой вдоль стены. Кассовый аппарат с массой ручек и кнопок. В углу стоял металлический шкаф для дезинфекции инструментов.
Хозяин затворил дверь, провернул ключ и оставил его в скважине. Повернулся, стёкла на глазах блеснули, и мягкий голос вкрадчиво поинтересовался:
— Я надеюсь, у Вас действительно важное дело в столь поздний час.
Я обернулся:
— Прошу прощения за беспокойство. Если бы я знал, что Вы закрыты — я бы не рискнул Вас тревожить, и пришёл завтра. Меня ввели в заблуждение, сказав, что Вы ещё работаете.
Соломон усмехнулся и произнёс:
— Хорошие манеры — это прекрасно. Сейчас это редкость. Далеко пойдёте, юноша. Однако Ваш отец должен знать часы моей работы, и подумать об этом, прежде чем посылать Вас. Передайте ему это, пожалуйста.
— Скажу прямо, Соломон Михайлович, я здесь по собственной воле. Моего отца уже нет в живых.
Аптекарь склонил голову, изобразив грусть, и кивнул:
— Примите мои соболезнования. Тогда давайте перейдём к Вашему…эм, делу.
