Игорь
— Игорь Сергеевич, вы слышите?
Будто через вату звучит взволнованный и слегка перепуганный голос врача-репродуктолога. А я молча продолжаю смотреть в окно кабинета. На улице какая-то суета. Почему-то много детей. Когда-то Оля вот так же смотрела в это самое окно на этих чёртовых детей и до самого последнего дня надеялась, что однажды там будут бегать и наши с ней дети.
— Игорь Сергеевич? — снова нервный голос откуда-то сбоку.
Контроль. Это то, чему я учился большую часть времени на службе. Эмоции должны быть под контролем. Любые. Чтобы не навредить, не сорваться и не показать свою слабость. Эмоции и чувства я всегда должен держать при себе.
— Вы слышали, что я сказала? Последние эмбрионы не прижились, к сожалению.
Перевожу тусклый взгляд на врача, чувствуя, как в груди сгущаются тучи. Но я помню про контроль. Всегда помнил, кроме одного единственного дня в своей жизни, когда от него ничего не осталось.
— Сколько ещё попыток у нас есть? — спрашиваю и не узнаю собственный голос.
Как если бы я записал его на стремный проигрыватель или диктофон, а потом попытался прослушать. Чужой голос. Абсолютно не мой.
Врач, Ирина Дмитриевна, нервно отпивает воды из пластикового стакана и складывает в замок дрожащие пальцы.
— Фактически... ещё одна.
Одна.
Всего одна попытка, чтобы сдержать обещание и искупить вину. И больше у меня шансов уже не будет.
Бывает ведь такое, что одно простое слово, которому в обычной жизни мы не придаём значения, обретает настолько глобальный смысл, словно в нём одномоментно заключается всё настоящее и будущее?
Сейчас я испытываю подобное ощущение.
— Каков дальнейший план действий?
Врач снова отпивает воды и переводит на меня панически тревожный взгляд.
— Только не врите. И не молчите. Говорите, как есть. Вы прекрасно знаете, что деньги у меня есть. И я готов заплатить любую сумму, чтобы финальная попытка ЭКО оказалась успешной. Если мне нужно пройти дополнительные обследования, или какое-то лечение, я в любой момент могу начать следовать вашим рекомендациям.
— Игорь Сергеевич, — откашливается врач, — дело в том, что... с вашим биоматериалом всё в порядке.
— Тогда в чём проблема? Со здоровьем суррогатных матерей что-то не так?
— Нет. Нет, конечно. Они проходят полное обследование, и в их способности выносить ребёнка однозначно не может быть никаких сомнений…
— Не тяните и говорите, что тогда мешает им забеременеть, — на мгновение я теряю контроль, поэтому в голос просачивается ярость и напряжение, но я быстро беру себя в руки.
В этот момент представляю, как Оля бросает на меня осуждающий взгляд за мою несдержанность. Это всегда помогает мне остыть.
Она была самым добрым и искренним человеком, которого я знал. Которого я не смог защитить.
Она была настоящей. Таких больше не существует.
— Дело в яйцеклетках вашей жены, — на одном выдохе произносит врач и опускает взгляд в стол, будто боится в этот момент смотреть мне в глаза. — Они нежизнеспособны. Эмбрионы либо не приживаются вовсе, либо у них отсутствует сердцебиение и мы получаем замершую беременность. У меня нет уверенности в том, что последняя попытка окажется удачной. Возможно, было бы лучше…
— Значит, сделайте так, чтобы оказалась! — с силой выталкиваю воздух из лёгких. По ощущениям — полностью опустошаю грудную клетку.
— Мы можем предложить вам вариант с донорскими яйцеклетками, — начинает нервно тараторить врач. — У нас хороший банк с биоматериалом. Вы сможете просмотреть анкеты и выбрать подходя...
— Мне не нужен никакой донор! — рывком поднимаюсь со стула и с грохотом опускаю руки на стол, прервав тем самым хаотичный лепет врача. — Если бы мне нужен был просто какой-то там любой ребенок, я бы давно взял его из детского дома без всего этого геморроя с процедурой ЭКО, суррогатными матерями и их беременностями!
Сжав пальцами переносицу, фокусирую свой взгляд на детях за окном. Представляю, как радовалась бы Оля. Буквально слышу её смех.
Мне необходимо успокоиться.
Разумеется, я не идиот, и прекрасно понимаю, что не могу требовать от врача результата, который зависит от биоматериала человека, которого уже нет в живых. Оля ещё при жизни не могла зачать, долго и отчаянно лечилась. Всё ради того, чтобы иметь ребёнка. Это было её мечтой. Все эти бесконечные тесты на беременность, анализы крови, пачки таблеток и отваров трав. Мы всё испробовали. Она даже к бабкам каким-то таскалась, чтобы они ей что-то там нашаманили!
И сейчас, даже осознавая, что у врача просто технически нет возможности повлиять на исход последней попытки ЭКО, я не могу отпустить ситуацию. Не могу смириться.
Я хочу исполнить её последнюю мечту. А признать, что ничего не выйдет, это всё равно, что отказаться от этой мечты. Не моей мечты, но она важнее всех моих вместе взятых.
— Мне нужен ребёнок от моей жены, — поворачиваюсь к репродуктологу, когда чувствую, что эмоции снова у меня под контролем.
— Я не господь-бог, Игорь Сергеевич… — тихо и осторожно отвечает она, наверняка боясь моего очередного выпада.
— Значит, станьте им, — подхожу к столу и кладу перед Ириной Дмитриевной телефон. На экране светится страница банковского приложения, где указана сумма перевода на счёт их клиники. — Все требуемые обследования. Дополнительная диагностика. Подготовка к ЭКО по выбранному протоколу. Всё, что необходимо. Мне нужен этот ребёнок.
Врач шумно выдыхает, глядя на сумму на экране, и нервно поправляет воротник медицинского халата.
— Мы... сделаем всё возможное.
— Да. Уж постарайтесь.
