Только мечтам пассажиров не скоро суждено сбыться, потому что на трассе образовалась пробка, растянувшаяся на несколько километров, в которой мы стоим уже полтора часа. В битком забитом автобусе тесно и душно. И в мучительном мареве у людей уже окончательно едет крыша…
— Нет, мам, мы в пробку встали. Там какая-то авария впереди…
— Авария? С тобой всё в порядке?!
— Со мной всё хорошо, — тороплюсь её успокоить. — В ДТП попали машины перед нами.
Нервно вытягиваю шею, пытаясь рассмотреть через лобовое стекло, что там происходит. Но мне видно лишь мигалки машины скорой помощи и ДПС примерно в пятистах метрах от нашего автобуса.
— О, боже ты мой. Надеюсь, никто не пострадал!
— Я тоже надеюсь, мам. Как там Вадик? — перевожу тему с ДТП на брата.
Я вовсе не чёрствая и мне далеко не плевать, есть ли в аварии пострадавшие, но за время работы в больнице чувства успели притупиться, и я больше не реагирую нервно-панически в подобных ситуациях. Скорее, у меня выработалась проф. реакция, когда эмоции мгновенно сужаются до размера грецкого ореха, чтобы у разума была возможность выполнить всю работу правильно и не нарушить порядок выполняемых действий, что может привести к летальному исходу. Вот и сейчас я мыслю больше как профессионал, и прекрасно понимаю, что на месте ДТП сейчас работают специалисты, которые знают своё дело.
Правда, профессионалом я могу резко перестать быть, если всё же опоздаю на работу. В девять я должна уже принять смену.
Машинально кидаю взгляд на наручные часы, и чувствую, как нервы натягиваются ещё сильнее, норовя лопнуть.
Без пятнадцати.
Господи, сделай так, чтобы в аварии не было серьёзно раненых, и весь поток машин уже двинулся дальше.
До больнице, в которой я работаю медсестрой, осталось каких-то минут двадцать пешком, но водитель рейсового автобуса отказывается открывать двери и выпускать пассажиров, потому что по правилам безопасности это запрещено делать на трассе. И с одной стороны, я прекрасно его понимаю, а с другой… тот факт, что я могу опоздать на работу, до которой мне буквально рукой подать, выжигает мою нервную систему окончательно.
— Вадик уже по тебе скучает. Только ты села в электричку, как он тут же начал спрашивать, когда ты снова приедешь его навестить.
— Я тоже уже очень сильно по вам соскучилась. Передай ему, что я постараюсь приехать на следующие выходные.
— Алиса, не надо. Ты и так в эти выходные практически не спала. Работаешь сутками. Ещё и к нам загород таскаешься. Тебе нужно хотя бы иногда высыпаться.
— Я не устаю. У меня… всё хорошо, мам. Лучше всех, — стараюсь придать голосу побольше бодрости, хотя после полутора часов на ногах в битком забитом автобусе это не особо получается. — А можешь дать Вадику трубку?
— Он сейчас уснул. Вроде ему полегче, — вздыхает мама. — Но я всё равно переживаю. Что-то уж больно вялым он сегодня был…
— Мам, ну ему новые препараты назначили. Это может быть связано с адаптацией к незнакомому для организма лекарству. Если вдруг проснётся, поцелуй его за меня, ладно?
На мгновение закрываю глаза и представляю улыбчивое лицо брата. Порой мне кажется, что я никогда не смогу смириться с тем, что он не сможет жить нормально как другие дети.
ДЦП — диагноз на всю жизнь. Это вечная борьба, которая не прекращается ни на день. Я счастлива только за то, что у Вадима полностью сохранён интеллект и в целом нормально развивается речь, хотя есть, конечно, определённые проблемы.
— В общем, не переживай. Пусть поспит. Через неделю он уже привыкнет к новому препарату и всё будет хорошо, — сделав глубокий вдох, а затем медленный выдох, снова открываю глаза.
Сглотнув, в очередной раз кидаю взгляд в окно, но, к сожалению, за это время там всё осталось без изменений.
Чувствую, как на нервной почве болезненно сжимается грудная клетка. Я просто не могу, не имею права потерять работу. Всё лечение Вадика и содержание мамы держится на мне. И где я в Москве, со своим образованием сельского ПТУ, ещё смогу найти такую хорошо оплачиваемую работу в престижной клинике? В эту меня устроила мамина сестра. Можно сказать по блату, через какие-то третьи руки по знакомству.
Но блат не безлимитный и рекомендация "уволена за опоздание" как-то тоже вряд ли поможет в поиске нового места.
Все эти мысли неприятно дёргают нервы, доводя меня практически до панического состояния, но к счастью, в этот же самый момент мимо проезжает несколько машин с мигалками и сиренами и поток автомобилей наконец начинает двигаться вперёд.
— Мамуль, всё, кажется, движение пошло, — торопливо проговариваю в трубку. — Так что, скоро приеду на работу. Звонка не жди, потому что опаздываю и могу не успеть позвонить.
Сбрасываю вызов, убираю телефон в сумку, поправив ремешок на плече, и начинаю медленно продвигаться сквозь толпу к выходу. Когда автобус доедет до нужной остановки, мне необходимо будет как можно быстрее выйти.
В панике смотрю на консоль автобуса и вижу, что цифра на телефоне водителя, который закреплён на специальной подставке, уже показывает двадцать пятьдесят семь.
Можно сказать, я уже опоздала…
Стоит автобусу затормозить на станции "Клиника Пушкарёва", как я практически вываливаюсь наружу и сразу бегу вперёд, чувствуя, как по щекам беспощадно начинает молотить дождь, а в сгустившихся над головой тучах сверкает молния.
Прекрасно… Мало того, что из-за пробки я не успела заехать домой, чтобы переодеться, так ещё и на работу заявлюсь насквозь мокрой…
Перед глазами в этот момент автоматически появляется недовольное лицо старшей медсестры и сердце от этой картинки начинает барабанить ещё отчаянней.
Эта женщина абсолютно не восприимчива ни к каким человеческим факторам. Мне кажется, она даже самоутверждается, когда кого-то отчитывает или заставляет писать объяснительную.
Телефон в сумке разрывается — уверена, что это она звонит.
Мобильник не достаю, чтобы не терять время, вместо это прибавляю шаг и бегом несусь в сторону дороги с как всегда неработающим фонарём.
Начинаю бежать быстрее, когда телефон в сумке звонит повторно. Кажется, что у себя в голове я слышу тиканье часов, которые отсчитывают в обратном направлении время, оставшееся до начала моей смены. С каждым ударом они звучат всё громче и громче, заполняя мой рассудок бесконтрольной паникой.
С шумом выдохнув, крепче перехватываю сумку и со всех ног несусь через дорогу, как вдруг в моё сознание врезается оглушительный звук визжащих тормозов, сопровождающийся ослепляющей вспышкой света, а через секунду я чувствую резкий удар в бедро.
Не в силах удержать равновесие, со всего размаху падаю на мокрый асфальт, в последний момент успев подставить руки. Колени и ладони обжигает острой болью, волной разливающейся по телу.
Рвано выдохнув, замираю, на четвереньках распластавшись на асфальте. Холодный дождь барабанит по спине, большими каплями стекает с волос и немного остужает боль от удара.
Боковым зрением вылавливаю стоящий буквально в паре миллиметров от меня большой чёрный джип, который очевидно меня сбил. В этот же момент дверь с пассажирской стороны открывается, словно через слой ваты доносится звук тяжёлых шагов и в свете ослепляющих меня фар, я вижу выходящего с водительской стороны мужчину, направляющегося в мою сторону.
Глава 1.1
Глава 1.1
Мой взгляд медленно скользит снизу-вверх. Сначала фокусируется на громоздких чёрных ботинках, затем цепляется за военные штаны, чёрную толстовку, как вторая кожа обтянувшую крепкий торс и широкую грудь, а затем упирается в лицо мужчины. Приходится сильно задрать голову, так как вышедший из сбившего меня джипа человек оказывается очень высоким. Просто огромным.
На мгновение свет фар слепит меня, и я не могу отчётливо разглядеть черты его лица. Но через несколько секунд всё же удаётся это сделать. Неосознанно вздрагиваю, когда тяжёлый тёмный взгляд упирается в меня и давит своей чернотой. Из-за дождя и света фар внутри чёрных зрачков будто бы мерцает огонь, а длинный шрам, пересекающий бровь и заходящий серпом на скулу, кажется почти красным.
Я машинально дёргаюсь назад, задеваю повреждённым коленом валяющуюся рядом сумку и взвизгиваю от боли. Внутри начинает нарастать из ниоткуда взявшаяся паника, хотя, возможно, на меня так влияет этот тяжёлый взгляд незнакомца, который я ощущаю на своём теле даже сейчас, когда не смотрю на мужчину, а пытаюсь неуклюже подняться, скользя израненными ладонями по мокрому грязному асфальту.
От боли приходится стиснуть зубы, и вместо дыхания выдавливать шипящий звук из полусомкнутого рта. Мокрые волосы липнут к глазам так, что становится совсем ничего не видно, и я зло смахиваю их рукой, испачкав щёку смесью из крови и грязи. Проклятый день!
Снова громко шиплю и стону, когда при очередной попытке подняться, колено проскальзывает по земле, ударяя по моим нервам новой порцией боли.
— Не шевелись, — рядом раздаётся низкий чуть хрипловатый голос, а плечо обжигает тепло и мягкое давление, не позволяющее мне подняться.
Резко поворачиваю голову и буквально утопаю взглядом в тех самых чёрных глазах, которые ещё мгновение назад были достаточно далеко, а теперь уже в полуметре от меня.
