– Само собой. Только то, что ты делаешь, это не помощь. Твоя мать взрослая женщина, и должна научиться сама решать свои проблемы. Пусть и с твоей помощью, но сама. Ты сейчас этого не понимаешь, потому что слишком зациклена на злости на меня. Но на самом деле, ты и своей матери и брату оказываешь медвежью услугу. Она настолько привыкла, снимать с себя любую ответственность, что случись с тобой что, она тупо не справится сама. Мало того, она из-за своей инфантильности и брата твоего угробит. Так что делай выводы, – дёргает покрывало с кровати и откидывает в сторону одеяло.

– Что вы делаете?

– А ты как думаешь? Спать ложусь.

– Здесь?! – выпучиваю глаза, когда Воскресенский начинает расстёгивать рубашку.

– А ты предлагаешь мне на полу лечь? Прости дорогая, но я уже не в том возрасте, чтобы насиловать свою спину паркетом.

– И что, вы хотите, чтобы на полу легла я?

– Нет, я хочу, чтобы ты легла со мной в одной кровати.

– Вы… как вы себе это представляете?!

– Очень просто. Вот твоя подушка, а вот моя, – подхватывает с кровати одну подушку и кидает на мою сторону. – И давай не устраивать детский сад. Никто тебя насиловать не собирается. Если тебе будет проще, я одену спортивки.

– Мне определённо будет так проще, – краснею, когда Игорь снимает с себя рубашку и мой взгляд цепляется за свежее ранение у него на груди, из которого два месяца назад я вытаскивала осколки стекла в приёмнике.

– Мне надо в душ, – резко отвернувшись, лезу в шкаф и достаю из сумки пижаму. Благо у Воскресенского своя ванная комната, в которую я молниеносно залетаю. Хватаюсь рукой за замок, только вот мои пальцы вместо него выхватывают воздух.

– Вы что сняли замки?! – выхожу обратно в спальню и смотрю на Игоря.

– Я предупреждал тебя, если будешь запирать дверь, то я это сделаю.

– Тогда я пойду в ванную, которая на этаже!

– Попробуй. Только там тоже замка нет.

– Вы… вы просто… невыносимый самодур и деспот!

– Ты. В смысле я, только выкать прекрати. Я серьёзно, Алиса, иначе это плохо кончится, –– говорит таким тоном, что у меня по спине непроизвольно ползут мурашки.

– Для вас или для меня? – спрашиваю почему-то шёпотом.

– Для нас обоих.

Глава 29

Глава 29

Такое чувство, что я уснула рядом с печкой. Даже не рядом, а в обнимку, потому что у меня всё тело от жара буквально полыхает.

С большим трудом открываю глаза, спросонья не сразу соображая где вообще нахожусь. И только спустя несколько секунду по голове кувалдой бьёт озарение, что я в комнате Игоря. В его кровати. А жарко мне, потому что я лежу, прижатая щекой к груди Воскресенского, в то время как сам Игорь буквально сгрёб меня в охапку одной рукой, а вторая покоится у меня на животе.

Боже… Даже не представляю, как мы могли оказаться в таком положении, учитывая, что засыпала я на другом конце постели, предварительно положив между нами барьер из дополнительных подушек. Только в данный момент все эти подушки, включая мою, валяются на полу, а мы спим на половине Воскресенского. Значит я сама к нему ночью перекатилась…

Ненормальная. И нет бы тихонько отползти в сторону, пока он спит, я продолжаю лежать на месте и рассматривать Игоря. Почему-то когда он рядом, я стесняюсь подолгу задерживать на нём взгляд. А сейчас не могу отказать себе в этой возможности.

Осторожно приподнимаюсь на локтях и рассматриваю шрамы, покрывающие его голую грудь. У него настолько прокачанные мышцы, что спать на ней было даже больно. Как будто я лежала на куске гранита, а не живом человеке.

А вот лицо гораздо мягче. Точнее, оно кажется таким сейчас, когда он спит и полностью расслаблен. Как минимум половина его морщин разгладились, потому что в данным момент он не хмурится. И кажется будто выглядит лет на пять моложе. А ещё он красивый. Да, очень красивый, даже не смотря на грубый шрам, пересекающий правую бровь, и серпом заходящий на скулу.

Мне настолько хочется до него дотронуться, что ломит пальцы. Господи, Вершинина, ты однозначно ненормальная…

Особенно учитывая тот факт, что в следующую секунду я действительно вытаскиваю руку из под одеяла и осторожно касаюсь пальцами брови Игоря. Медленно обвожу шрам по всей длине. Он твёрдый, неровный и немного выпуклый. И мне бы на этом остановиться, но видимо моя крыша окончательно помахала мне ручкой, потому что вместо этого я как какая-то сумасшедшая маньячка продолжаю исследовать лицо Воскресенского.

Хочу понять, насколько остальная его кожа мягче, чем шрам. Да, пусть будет такое оправдание.

Рука сама начинает гладить его чуть колючую щёку. Странно, колючий, а всё равно приятно…

Сама не знаю, зачем дотрагиваюсь пальцами его губ. Это что-то неосознанное и совсем неконтролируемое. Тут же вспоминаю, как ещё вчера эти самые губы касались моих и по телу непроизвольно прокатывает волна горячих мурашек. Скапливается внизу живота и отдаётся тягучей пульсацией между ног.

– Что ты делаешь?

Вздрагиваю от неожиданности, когда Игорь вдруг резко перехватывает мою руку. Поднимаю глаза и встречаюсь с ним взглядом.

Господи, какой позор! Так засмотрелась на губы Воскресенского, что даже не заметила, что он уже не спит. А что, если он давно проснулся и всё это время следил за тем, как я ему лицо наглаживаю?!

– Приём, Алиса.

– Чт-то?

– Я спросил, что ты делаешь.

– Я…

Сердце стучит как сумасшедшее, а в висках пульсирует так, словно я пробежала километры. Чувствую, как лицо начинает гореть. Боже, какое счастье, что у Игоря в спальне плотные шторы и не видно, насколько моё лицо приобрело томатный окрас.

– Так что ты?

Игорь приподнимается на подушке, но меня при этом из своих рук не отпускает, а подтягивает выше вместе с собой, продолжая вопросительно на меня смотреть.

Господи, Вершинина, скажи быстрее что-нибудь, пока окончательно не опозорилась!

– На вас… клоп сидел.

– Клоп?!

Лучше бы я молчала…

– Да, я… читала, что в деревянных домах это частое явление. Особенно, если дом построен из лиственницы.

– У меня дом из газоблоков.

– Тогда действительно странно… Наверно от соседей перебежал.

Если ещё минуту назад у меня горело только лицо, то сейчас буквально каждая клетка тела пожаром полыхает. Хочется немедленно спрятаться под одеялом, а ещё лучше провалиться под землю. Желательно немедленно. Только вот Воскресенский держит меня так крепко, что по факту я даже пошевелиться не могу.