Как удар кувалды, в голову влетают последние слова Миллера о том, что Игорь попал в аварию. Резко подскакиваю с постели, но в этот же момент мне на плечи ложатся чужие руки, мягко, но довольно напористо, толкая обратно.

— Тихо, тихо. Дорогая, не надо так резко подскакивать. Голова может закружиться.

Только сейчас до меня доходит, что рядом со мной на больничной койке сидит мама. Она же держит меня за плечи, не давая встать.

Очень медленно, но сонный мозг всё же воспроизводит события последних пары часов. Мне стало нехорошо, когда Миллер сказал об аварии. Андрей привёз меня к нам в больницу, чтобы подстраховаться.

Помню, что Комарова сама осмотрела меня. Сказала, что тонуса нет. Но заставила выпить какие-то таблетки. Видимо это было снотворное, потому что после них я отключилась…

— Что с Игорем? — спрашиваю, чувствуя, как действие снотворного постепенно улетучивается и на место сонливости снова возвращается паника. — Мам, не молчи, пожалуйста! Он в больнице? Жив?

— Алиса, успокойся, пожалуйста. Тебе нельзя нервничать. Игорь жив, он здесь, в этой же клинике. В хирургии. Андрей договорился со скорой, чтобы его привезли сюда. На счёт его состояния ничего не могу сказать. Я не знаю. Правда.

Медленно поднимаюсь, сажусь на кровати и жду пока голова перестанет кружиться. Самое главное, что жив…

— В какой он палате?

— Честно говоря, я не знаю.

— Хорошо, я сама спрошу у постовой медсестры… — поднимаюсь с постели, оглядываюсь по сторонам в поисках обуви и упираюсь взглядом в стоящий рядом с тумбочкой чемодан. — Ты уезжаешь?

— Да… Алис, прости, но… я ведь изначально говорила тебе, что я здесь ненадолго. Завтра с утра мне нужно быть в нашей районной поликлинике. Взять справки для Вадюшки для подтверждения инвалидности… А через два дня у меня уже рейс обратно в Германию. Дорогая, мне правда очень жаль, что я не смогу остаться здесь с тобой. Если бы не Вадик…

— Не надо оправдываться, мама. Ты не должна мне ничего объяснять.

— Нет, подожди, — встаёт с больничной койки вслед за мной и кладёт руку мне на плечо. — Я хотела тебе сказать, Алис, что я тобой очень горжусь. Ты большая умница. И ты гораздо сильнее меня, это правда. Я не знаю, что происходит между тобой и Игорем…

— Мам…

— Подожди, не надо ничего говорить. Я ведь не слепая, Алис. Я может быть не всё понимаю, но прекрасно всё вижу. Я просто хочу сказать тебе… я не знаю, что в действительности между вами происходит, но я смотрю на Игоря, и понимаю, что я за тебя спокойна. Почему-то я уверена, что ты с ним не пропадёшь. И да, наверно это эгоистично с моей стороны уезжать и оставлять тебя в такой момент. Но я знаю, что оставляю тебя в надёжных руках. У тебя всё будет хорошо, Алис. Потому что у тебя есть всё, чего у меня не было. Сила воли, твёрдость духа, и правильный мужчина рядом. И я очень за тебя рада.

Хотелось бы сказать, что радоваться нечему, потому что этот “правильный мужчина” не мой. Но вместо этого я просто выдавливаю из себя улыбку.

— Ну вот и отлично, — улыбается мама мне в ответ и кидает взгляд на наручные часы. — Алис, мне пора уже ехать. Через два часа отходит последняя электричка, а мне ещё нужно добраться до вокзала и купить билеты. Я не хотела уезжать, пока ты не проснёшься, так что…

— Я поняла. Езжай, мам. Позвони мне, когда доберёшься.

Провожаю маму до выхода и поднимаюсь на лифте на этаж хирургии. Сердце колошматит как ненормальное, когда я подхожу к сестринскому посту.

— Простите, пожалуйста, вы не подскажете в какой палате лежит Воскресенский Игорь Сергеевич?

— В двести шестой, — отвечает сухо, даже не поднимая на меня взгляд. — К нему нельзя. У нас вход для посетителей до восьми часов, вы время видели?!

— Видела… но я не посетитель. Я здесь работаю. Медсестрой в терапии. Вершинина Алиса Александровна. Я…

— А, так ты та самая! — наконец отводит взгляд от монитора и переключается на меня с нескрываемым интересом.

— Кто “та самая”?

— Ну как, — многозначительно кивает на мой живот. — Медсестра про которую все говорят. Будущая жена Игоря Сергеевича.

— Эм… да, видимо это я, — гореть тебе в аду за враньё, Вершинина! — Скажите, пожалуйста, как он? У него сильные повреждения?

— А ты как думаешь? В мужика на полном ходу другая машина въехала. Хреново с ним всё! Точнее у дежурного спросишь. Он сейчас в приёмнике. Через час вернётся... Охренеть ты молоденькая, я, честно говоря, не ожидала, — присвистывает, не скрывая улыбки. — А я думала девки преувеличивают.

— Так… я могу зайти в палату?

— Иди конечно. Только халат надень. Тебе в левое крыло, — впихивает мне в руку врачебный халат и кивает в нужном мне направлении. — Только он всё равно без сознания пока.

— Ничего, я просто… рядом посижу.

Поблагодарив медсестру, направляюсь в указанном направлении, захожу в палату и застываю на пороге, как вкопанная, смотря на лежащего на больничной койке Воскресенского.

Рядом с ним нет ни капельниц, ни дыхательных трубок, ни каких-либо других датчиков. Это немного успокаивает. Но от вида перебинтованных рёбер и ссадин на его теле у меня всё равно сердцебиение разгоняется до каких-то неадекватных ультра скоростей.

Кажется, я даже пол под собой не чувствую, когда медленно подхожу к его кровати. Также медленно сажусь на край, перекидывая халат на спинку стоящего рядом стула. Ловлю какое-то странное дежавю. Ещё сегодня утром я практически также смотрела на спящего Игоря, только у него в спальне.

Опускаю взгляд на его губы и вспоминаю о том, как я касалась их кончиками пальцев. Сердце в этот момент буквально пробивает рёбра. Господи, а ведь ещё недавно я кричала на него за то, что он без спроса влетел в ванную комнату. Сейчас я себя буквально ненавижу за это.

Упираюсь ладонью в кровать рядом с его плечом и, шмыгнув носом, снова касаюсь кончиками пальцев его губ. А потом наклоняюсь ниже и застываю буквально в нескольких милииметрах от его лица.

Не знаю, зачем я это делаю. Ненормальная ты, Вершинина. Просто ненормальная. Шумно выдыхаю, пытаясь успокоить колотящееся сердце, и в этот момент Воскресенский вдруг резко обхватывает меня рукой за голову. Дёргает на себя, преодолевая оставшиеся между нами миллиметры, и впивается в мои губы своими.

В первые секунды теряюсь от неожиданности, а потом упираюсь ладонями в матрас и с трудом отталкиваюсь от Игоря.

— Ты… охренел что ли?! — выпаливаю, смотря на него шальным взглядом. — Что это только что было?!

— Помог тебе раздавить клопа.

— Чт…то? Какого клопа?

— Которого ты в очередной раз нашла у меня на губах, полагаю.

— Это не смешно! Медсестра сказала, что ты чуть ли не при смерти! Я думала, что ты без сознания!

— Если ты про ту идиотку, которая сидит на посту, то я тебе настоятельно не рекомендую слушать, что она говорит. От трещин в рёбрах ещё никто не умирал.

— Трещин…? — переспрашиваю, растерянно смотря на вполне себе хорошо чувствующего себя Воскресенского. — У тебя что… даже переломов нет?

— Прозвучало так, будто ты об этом жалеешь.

И только тут до меня наконец доходит.

— Ну ты и сволочь, Игорь!

— Что?!

— Ничего! — подскакиваю с кровати и подхватываю висящий на спинке стула халат. — То есть ты всё это время лежал с закрытыми глазами и притворялся что без сознания, пока я…