Ничего. Пусть злится, главное результат. А завтра я действительно позвоню её хозяйке и скажу, что Алиса съехала.
– Соль где можно взять?
– Верхний ящик прямо над плитой.
Откинувшись на спинку дивана, слежу за тем, как она перекидывает нарезанную колбасу с помидорами на сковородку, ставит её на плиту и тянется за солью, параллельно пытаясь оттянуть вниз задирающуюся футболку.
– Игорь Сергеевич, вы говорили, что заедете за моими вещами. Где они? Я бы хотела переодеться.
– Забыл забрать, извини. Завтра привезу, – говорю уверенно, стараясь при этом не думать о том, что её сумка лежит у меня в багажнике.
– Вы же сказали, что уже сдали мою квартиру другим жильцам? Как вы могли это сделать, если там до сих пор моя одежда?
– Они заедут только через три дня. Собирают шмотки пока.
– Ясно… – отвечает коротко, при этом всё это время даже не оборачивается в мою сторону. Так и стоит ко мне спиной, копошась лопаткой в сковородке. – Вы кстати с желтками любите или вам их размазать?
Резко поднимаюсь с дивана, подхожу к девчонке и упираюсь ладонями в столешницу по бокам от её спины.
– В последний раз предупреждаю, Алиса. Прекращай мне выкать. Это звучит максимально по идиотски, учитывая, что в машине мы уже перешли на ты, – прижавшись к её спине, шепчу на ухо. – И яичницу я люблю с желтками.
Опускаю взгляд на её напрягшиеся плечи и выпирающую косточку на тонкой шее. Жду, что девчонка наконец обернётся, но и сейчас она этого тоже не делает.
– За переход на “ты” в машине я уже извинилась. И от предложения вашего вынуждена отказаться, простите. У нас с вами деловые отношения, и я считаю неуместным лишнюю фамильярность. Нужно сохранять субординацию. Отойдите, пожалуйста, а то я вас случайно локтём могу задеть, пока готовлю.
Молодец. Отбрила, так отбрила, ничего не скажешь. Молча отхожу от Алисы и сажусь обратно на диван, гася в себе приступ раздражения.
– Да, ещё хотела сказать, у меня завтра смена в больнице и…
– Ни в какую больницу ты больше не вернёшься. Это даже не обсуждается. Будешь сидеть дома как минимум до родов, – отрезаю, не дав ей договорить. И стараюсь не анализировать, почему сказал “как минимум до родов”, учитывая, что после того, как Алиса родит, наши пути разойдутся.
– Вы правы, обсуждать здесь нечего. Я буду работать и это не тема для дискуссии. Я промолчу и никак не отреагирую на то, что вы без моего согласия выселили меня из снимаемой мной квартиры. Потому что отчасти сегодня действительно была виновата. Хотя и не могла знать о том, что какому-то наркоману приспичит напасть на меня в восемь вечера прямо на территории клиники. И тем не менее, вы в чём-то правы тоже. Раз вы пошли мне на уступки, то и я должна. Что я и делаю. Я останусь в вашем доме, если для вас этот момент принципиален. Но уходить из больницы я не стану. Это моя работа, я её люблю. К тому же, Игорь Сергеевич, если вы не забыли, у меня ещё есть мама и брат, которые нуждаются в моей помощи. В первую очередь, материальной. Извините, я не хочу ссориться. Что вы хотите завтра на ужин?
– Я хочу, чтобы ты меня слушалась.
– Такого блюда я не знаю… Значит, приготовлю на свой вкус, если вы не против.
Перекладывает яичницу на тарелку и, наконец, повернувшись ко мне лицом, кладёт её передо мной на стол.
– Приятного аппетита, Игорь Сергеевич.
– Я сказал, чтобы ты на себя тоже приготовила, – ловлю её за руку, когда она собирается уйти.
– Я не голодная.
– Я не спрашивал тебя хочешь ты есть или нет. Я сказал взять тарелку, переложить себе половину яичницы и съесть, – встав из-за стола, сам беру тарелку и вилку, перекидываю на неё половину яичницы и ставлю перед девчонкой.
– Ешь, Выражаясь твоими словами, это не тема для дискусии.
Глава 22
Глава 22
Алиса
– Игорь Сергеевич, что вы будете на завтрак? У меня правда времени мало, но я могу сварить кашу, или опять яичницу по-быстрому пожарить. Или может…
Договорить не успеваю, потому что в следующий момент чувствую, как Воскресенский, как и накануне ночью, упирается двумя руками в столешницу по бокам от моих бёдер, как бы заключая меня в замок.
Чувствую, как его грудь прижимается к моей спине, а горячее дыхание обжигает затылок и шею, и даже пошевелиться не смею.
– Я просил мне не выкать?
– Да… – шепчу одними губами. Даже не уверена, что он слышит меня.
А в следующее мгновение ощущаю, как горячая ладонь обжигает мне бедро и слегка сжимает, отчего кожа моментально покрывается мурашками. Особенно в тот момент, когда Игорь начинает вести ладонь выше. Касается края футболки, которая на мне надета, но не останавливается, а задирает её. Грубые пальцы доходят до резинки белья и медленно ведут линию вдоль, отчего мой живот машинально напрягается и подрагивает.
Тяжело сглатываю, пытаясь утихомирить сумасшедшее сердце, но куда там. Барабанит так, что, кажется будто всё тело пульсирует. Дыхание, вторя сердцу, ускоряется и сбивается. Особенно в тот момент, когда Игорь поддевает край моей футболки.
– Подними руки, – шепчет мне на ухо, и я слушаюсь. Он тут же ловко стягивает с меня единственный элемент одежды, оставляя в одних трусах. В голове мелькает мысль, что на мне нет бюстгальтера, но слишком поздно. Потому что только мои ладони тянутся к груди, чтобы прикрыться, как Игорь резко разворачивает меня к себе лицом. Обхватывает запястья и разводит мои руки в стороны.
– Красивая,– говорит хрипло, не сводя взгляда с моей груди. Поднимает одну руку и осторожно обводит большим пальцем сосок, от чего он моментально твердеет.
Господи, как стыдно… но ничего не могу поделать с реакцией собственного тела. Низ живота буквально полыхает и стягивает в тугую спираль. Перевожу взгляд на губы Игоря и не могу выкинуть из головы мысль, что хочу, чтобы он меня поцеловал. Чтобы обнял и прижался ко мне всем телом. Да, хочу почувствовать его. Как тогда, когда прыгнула к нему в объятия после нападения у клиники.
Словно услышав мои мысли, Воскресенский наклоняется. Касается своими губами моих, но не целует. Вместо этого плавно перемещается к щеке, ведёт по скулам и шепчет на ухо:
– Послушная девочка.
