— А что же Виттория и Майкл?
— После они тоже переехали в дом поменьше. Виттория всегда мечтала об открытии собственной pasticceria,[28] и они хотели вложить в бизнес свои сбережения.
Эд продолжил разговор, одновременно переводя его для меня.
— Они оберегали личную жизнь. Но Виттория души не чаяла в сыне, она гордилась им. Стефано был типичным mammone, то есть маменькин сынок. Всякий разговор с Витторией непременно сводился к тому, какой он хороший сын, честный и умный. Он буквально купался в щедрой материнской любви.
Женщина произнесла что-то еще и рассмеялась.
— Она говорит, что мать до тридцати лет не отпускала его от своей юбки, — объяснил Эд.
— А что сам Стефано?
— Он был вежливым, приличным молодым человеком. Элизабет часто видела его на лужайке перед домом: он подстригал газон или возился по хозяйству. В летние месяцы чаще отсутствовал, потому что проводил время с дядей, у которого была лодочная мастерская. Еще она говорит, что он изменился после приезда из Англии. Как-то повзрослел.
Адреналин пронесся сквозь мое тело.
— Он что-то рассказывал? Его семья говорила о времени, проведенном в Великобритании и о причине их возвращения?
Эд перевел вопросы и Элизабет ответила:
— Наверное, скучали по дому, потому и вернулись.
— А сейчас? Она знает, где он может быть сейчас?
По выражению лица женщины я поняла, что нет.
— Она не знает, где они сейчас живут. Раньше, случалось, сталкивались на улицах Сирмионе или Пескьера-дель-Гарда, но с тех пор прошло много лет. Элизабет думает, что они переехали. В последний раз, когда она ходила в pasticceria, там была другая владелица.
— А что еще Элизабет может рассказать?
Эд перевел и синьора лишь покачала головой.
— Извини, Элли. Думаю, мы в тупике.
***
Мы как раз вернули велосипеды в прокат, а Эд пошел за депозитом, когда мне позвонила Джулия. Я потопталась в нерешительности на парковке и ответила.
— Как он, Элли? — Ее голос отчетливо напряжен. Вопрос здравый и неизбежный, но я почувствовала необъяснимый дискомфорт обсуждая Эда, находящегося в нескольких шагах от меня.
— Честно, я пока не уверена.
— О, — разочарованно протянула она.
— Может, еще слишком рано?
Джулия шмыгнула носом.
— Да, наверное, ты права. Прости. У меня все мысли только о нем. Вероятно, стоило позвонить позже.
— Ну ты что, не глупи, — подбодрила я, чувствуя себя отвратительно. — Все хорошо.
Возникла пауза. Вздохнув, она произнесла:
— Там красиво?
— Погода прекрасная и Сирмионе потрясающий город, правда, отель, где мы остановились, не самое лучшее место на озере Гарда.
— Он отвечал на мои сообщения, но очень кратко, — продолжила Джулия, как будто не слышала меня. — Он очень отдалился, Элли. Может, мне это только кажется. Ты думаешь, я уже его потеряла?
— Нет, конечно же, нет.
В это время Эд вышел из велопроката и остановился, чтобы положить кошелек в рюкзак.
— Джулия, мне сейчас не совсем удобно говорить.
— О, извини. Может мы продолжим разговор через пару дней? Если ты не против. Я просто хочу знать, что с ним все хорошо.
— Конечно. И постарайся не очень беспокоиться, — мягко добавила я.
Вернувшись в гостиницу, я узнала, что прибыл багаж, и несказанно обрадовалась своим вещам. Мы пережили особо неловкий момент с нашей синьорой на ресепшене, когда попытались объяснить причину нашего отъезда из уже проплаченного номера.
— Она обиделась? — с беспокойством поинтересовалась я, пока Эд загружал наши сумки в такси, и мы расположились на заднем сиденье.
— Ей все равно.
— Где твой отель, который «намного приятней»?
