– Полагаешь, и не в бою можно? – сузил желтые глаза Граш, с сомнением оглядев нашу «перощипательную» компанию.
– Лень – это не про нас, – стыдливо отводя взгляд в сторону, влюбленная в него Таури поспешила к мешкам, тоже собираясь заняться птицей.
Следующей к прилежно дравшим перья парням присоединилась Рами. Ну а когда Граш глянул на меня, я, сама от себя не ожидая, ведь только с охоты вернулась, втянув голову в плечи, ринулась за девушками. А вот Вирсалике не позволил Кейгер – подтолкнул ее к фургонам за мисками.
Остальные, включая усмехающегося Лаури, отправились за дровами и заниматься лошадьми: кормить и чистить.
– Ну и повезет же какой-то девушке с этим опекуном, – едва слышно проворчала Рами, с сарказмом выделив «повезет» и бросив на Граша обиженный взгляд. А потом шепнула, толкнув Таури в бок локтем: – Лучше радуйся, что ты для него лишь друг.
Только пожелание подруги для Таури оказалось горьким и болезненным. Она тихонечко всхлипнула, отворачиваясь от Рами. Рядом неожиданно опустился на колено Мишка и, заглянув в блестящие от подступивших слез глаза Таури, ласково спросил:
– Ну-ну, напрасно ты, красавица, плакать надумала. Кто тебя, такую сахарную, обидел?
«Сахарная красавица», моргнув пару раз, примерив к себе комплименты молодого и красивого волка, шмыгнула носом и, залившись румянцем, смущенно шепнула:
– Это просто перышко в глаз попало. Нечаянно…
– Может, ты сегодня после ужина споешь для нас, девушка с чудесным голоском? Порадуешь наши зачерствевшие мужские души? – вкрадчиво охмурял, уговаривал Мишка.
– Если хотите, то, конечно, спою.
Из-под рук Таури еще быстрее полетели вырванные из тушки перья, а ее милое личико пылало.
– Девочки, вам помочь? – напротив нас присел на корточки Петр, ревниво покосившись на Мишку.
Таури даже не подозревала, что не только она безответно влюблена, но и в нее так же безответно, надеюсь, пока безответно, кое-кто влюблен.
– Давно пора, – проворчала Рами.
Я словно мелодраматичный сериал смотрела, каждый день новая серия и, главное, все жизненно, романтично и душевно.
* * *
Большой костер выстреливал искры в небо, вокруг него сидели на бревнах и шкурах восемнадцать оборотней. Ужин оказался выше всяких похвал, и по окончании пиршества мы наслаждались горячим ягодным взваром.
Жар костра согревал пальцы, поэтому мы без проблем играли на музыкальных инструментах почти на каждой стоянке. Рядом с рыжим пламенем было тепло и весело, а стоило отойти на пару шагов, тут же кусал колючий мороз.
Мы пятый день путешествовали вместе с Белыми, а я почему-то все больше смущалась под постоянно находившим меня взглядом Лаури. Сегодня я подгадала сесть так, чтобы не оказаться рядом с ним. Да только вышло еще хуже, он уселся напротив и откровенно смотрел только на меня. Пламя ярко освещало его лицо; шапку он снял, и лохматая короткая шевелюра только добавляла ему мужской харизмы. А сияющие глаза и поблескивающие клыки, стоило ему чуть улыбнуться, – хищности и сказочности.
– Споешь? – загадочно сверкнув глазами, неожиданно предложил мне Граш после выступления Демирьяна.
Я всегда больше любила танцевать. Вот и в нашей группе не главный вокалист, а на подтанцовке или за инструментом. Но Граш о чем-либо и кого-либо просил не часто, а делал для нас много. Ему неловко отказать. Хотя темные предвкушающие искорки, вспыхнувшие в его глазах, меня насторожили.
Взяла протянутую мне гитару, подумала пару секунд и остановила выбор на одной из наших с девочками любимых песен «Помоги, Боже», которую написал Филипп Шияновский, а исполнила замечательная Рада Рай.
Я начала с мягкого гитарного перебора, струны легко откликнулись, рождая звуки. И запела, невольно остановив взгляд на Лаури:
Моя земная песня летела в морозную высь нового мира, который обязательно станет мне родным, ведь Сияющая сказала, что музыка окрыляет, очищает и соединяет, и у меня все получится. Казалось, все лесные звуки стихли; мир, занесенный снегом, то враждебный, то щедрый, слушал меня. Мелодия звонко и долго неслась в окружающем пространстве, подхваченная ветром. Серебрились в лунном свете деревья, покрытые инеем, светили далекие звезды.
Я видела, как с каждым моим словом расширялись глаза Лаури, словно он только-только увидел меня, незнакомку. Когда чуть позже в воздухе затих последний аккорд и остался лишь треск горящих поленьев да шепот ветра, Лаури похвалил почему-то непривычно скрипучим голосом, словно у него горло перехватило:
– Ты очень красиво поешь! И песни твои красивые!
– Ага, наша сова такая, палец в рот не клади, красиво откусит! – хохотнул Меллик, разбавив общую заторможенность из-за необычного поведения молодого жреца.
– Я тебе лучше язык оттяпаю в следующий раз, – беззлобно, как расшалившемуся ребенку пообещала я, мысленно благодаря его за забалтывание неловкой ситуации.
Оказывается, я не научилась принимать комплименты или похвалу. Вот где засада!
Петр забрал у меня гитару и сунул ее Меллику со словами из моего «репертуара»:
– Давай, трепло, сыграй теперь ты, мягкий и пушистый!
Брат свое дело знал: исполнив задорную мелодию, от которой хотелось пуститься в пляс. Затем ребята по очереди пытались переплюнуть друг друга, исполняя все, что мы учили. Неожиданно меня подняли с бревна и осторожно развернули, позволить себе такое мог только Лаури. И попросил с нажимом, при этом неосознанно хмурился, ожидая категоричный отказ или посыл в лес:
– Потанцуешь со мной?
– Хорошо, – кивнула я, протянув ему руку.
А про себя хихикнула, осознав, что уже который раз отвечаю таким образом.
Мы отошли чуть подальше, благо толпа народа и лошади вытоптали в снегу вполне просторный танцпол. Лаури приобнял меня, но партнерша по танцу ему досталась похожая на капусту из-за обилия одежды. Шубка, свитер, шерстяное платье, нижняя рубашка, бабские штаны с начесом и шерстяные гольфы с толстыми меховыми сапогами нашему чувственному сближению препятствовали. Мешали грациозно двигаться. Поэтому мы, как два неуклюжих чучела, раскачивались на утоптанном пятачке, радуясь просто тому, что все-таки танцуем.
Музыка лилась, живая, душевная, романтическая; ярко светила огромная луна, заливая полнеба серебристым светом; трещал костер; тихонько болтали наши спутники. А мы с Лаури кружили, глядя глаза в глаза друг другу. Кольнула в сердце мысль, что мы как неуверенные подростки топтались у костра впервые выбравшись без родителей на природу. Были у нас подобные походы в детском доме, только там вот так танцевали другие, а не мы с Машей и Викой. Мы почему-то всегда сидели в сторонке и что-нибудь «хомячили», хихикая над влюбленными парочками.
Тем не менее, я понимала, что этот мужчина давно не подросток и, по словам наставника, вряд ли когда-то был таковым в полной мере. Судьбой не позволено. Он кружил меня, все дальше уводя от костра, от смеха в ночной полумрак, словно прятал от чужих взглядов. Мы так увлеклись друг другом и незамысловатым кружением, что не заметили в сугробе корягу. В результате споткнулись и рухнули в сугроб. Благо Лаури успел развернуть нас так, что я упала на него, а не в снег.
Наверное, мы напоминали бутерброд, я лежала на большом и сильном мужчине, ощущая его дыхание, поднимаясь и опускаясь с ним в такт. Наши лица близко-близко и мои ладони на его плечах. И ни один даже не дернулся, чтобы отстраниться, мы скорее настороженно замерли, словно боялись спугнуть кого-то или что-то.
Чуть полежав и осознав, что я не собираюсь вскакивать с воплями, Лаури вытер руку от снега и коснулся моего лица. Влажные и прохладные мужские пальцы коснулись моих губ, подбородка, скул и лба. Затем осмелели, забрались в волосы за ухом, чуть надавили на затылок, не принуждая, а уговаривая наклониться чуть ниже, позволить нам соединить дыхание, разделить его на двоих. Будто под гипнозом, завороженная сияющими глазами, я медленно, очень медленно склонялась, меня затягивало в яркий, цветной водоворот чувств, эмоций, страхов и надежд.
