— Агнесска, ты издеваешься? — едва ли не шиплю от злости. — Какие Боги? Ты только посмотри на его рану! — Указываю пальцем на открытый порез. — Ты собираешься залечить его рану молитвами?
— Нет, конечно, госпожа. — Агнесска вполне себе искренне округляет глаза. — Я сейчас смажу её целительной мазью, затем приложу листья аллоя и подорожника. Это должно помочь.
О Боги! Хватаюсь за голову и падаю в рядом стоящее кресло. С губ срывается мучительный стон.
Вот угораздило же меня перенестись в то время, когда каждую болячку лечили молитвами!
Всё ещё держась за голову, начинаю качаться телом вперёд и назад.
Кажется, ещё немного — и я просто сойду с ума...
Страшно представить, что будет, если Бенедикт умрёт... А он непременно умрёт, доверься я воле богов.
Но пока-то он жив! Значит, стоит побороться за его жизнь.
Поднимаюсь из кресла и подхожу к Бенедикту. Склоняюсь и осматриваю его рану — глубокий порез, который ну никак не заживёт от одних только трав.
Думай, Катарина, думай... Что бы на твоём месте сделал опытный врач?
Безусловно, первое, что он сделал бы, — это обработал рану каким-нибудь антисептиком...
Надеюсь, вино подойдёт.
— Мари, срочно принеси мне бутылку самого крепкого вина! — Бросаю себе через плечо, затем возвращаюсь глазами к порезу.
Обработать и... зашить? Точно. Нужно зашить. Но я никогда такого не делала ранее. Выходит, придётся сейчас. Надеюсь, всё пройдёт хорошо. Впрочем, хуже точно не будет.
Главное — не занести инфекцию. Всё должно быть максимально стерильно.
— Агнесска? — зову повитуху. — У тебя есть игла? Но не простая, а слегка изогнутая?
— Нет, госпожа. — Женщина недоумённо хлопает глазками. — З-з-зачем вам, госпожа?
Приходится потратить несколько драгоценных минут и практически разжевать повитухе о своих планах. С каждым произнесённым мной словом лицо женщины всё сильнее бледнеет.
— Леди Катарина, — звенящим от напряжения голосом взывает она ко мне, — позвольте спросить, вы уже делали это ранее?
— Нет. — Не вижу смысла лукавить, поэтому говорю чистую правду.
— А если от этого ему станет хуже? А вдруг он... умрёт?
— Тогда я стану убийцей, а ты моей соучастницей. — Отвечаю, не подумав, но, увидев, как пошатнулась Агнесска, заставляю себя улыбнуться. — Шутка.
Повитуха облегчённо вздыхает и укоризненно качает головой.
— Побойтесь Бога, госпожа. Разве можно так шутить?
— Всё будет хорошо, Агнесска. У нас всё получится.
Понимаю, что этими словами успокаиваю больше себя, чем повитуху. Но отступать нельзя. Это единственный шанс, который позволит сохранить Бенедикту жизнь.
— Мне нужен кто-нибудь из мужчин. В замке ещё остались мужчины? — спрашиваю у Мари, которая в этот момент вернулась в комнату управляющего с бутылкой вина.
— Нет, госпожа. Все отправились на поиски Ральфа.
— А этот... Ну как там его? — задумчиво хмурю лоб, пытаясь вспомнить имя козлобородовича. — Ну этот... "поднеси — подай", "почини — сломай"?
— А-а-а... — Понимающе тянет Мари. — Вы, наверное, про старика Джона говорите. Так ясно, где он — на сеновале небось отлёживается.
— Беги скорее за ним. Пусть галопом несётся сюда.
— Как прикажете, госпожа. — Девушка едва заметно кивает и убегает.
— А ты, Агнесска, принеси самую большую иглу. — Немного подумав, добавляю: — И нить, обязательно шёлковую.
Проводив взглядом Агнесску, принимаюсь за дело: наливаю в чашу вина, тщательно мою руки в нём, а затем подхожу к Бенедикту и обильно смачиваю рану вином.
— Ты только не смей умирать, Бенедикт. — Бубню себе под нос, уверенная, что мужчина всё ещё без сознания. — Не смей бросать меня. Я же пропаду без тебя.
— А вы ведь уже просили меня об этом... — слышу голос управляющего и вздрагиваю от неожиданности.
Лицо от смущения становится чуть ли не пурпурным. И чтобы Бенедикт этого не увидел, склоняюсь ещё ниже над раной и тихо произношу:
— И что вы ответили?
— Вы действительно не помните?
Молчу.
