Шум, гомон, галдёж и зазывные крики торговцев были слышны издалека.
Стоило карете остановиться, как дверца тут же открылась, и я увидела старосту. Он поклонился мне, кивнул Бенедикту и отступил в сторону, освобождая нам путь.
В этот раз я не стала спешить, дождалась, пока выйдет Бенедикт, подаст мне руку и только затем покинула экипаж.
Словно маленький ребёнок, начинаю с любопытством оглядываться, Бенедикт же в это время обсуждает мою идею перевезти крестьян в замок со старостой.
Меня же просто манят прилавки торговцев. Так интересно узнать, чем же живёт мой народ. Чем торгует и почём берёт.
— Бенедикт? — тяну управляющего за рукав. — Я отойду вот туда? — показываю на ряд из прилавков.
Мужчина кивает, но всё же напутственно произносит:
— Только не уходи далеко, не то потеряешься.
Но я уже не слышу, ноги сами несут в сторону торговцев.
Медленно ступаю вдоль ряда и диву даюсь, чего здесь только нет: с одной стороны — разнообразные крупы, овощи, сушёные фрукты, пучки целебных трав, с другой стороны — посуда, глиняные горшки, ткани и ещё много чего.
Напротив одного из прилавков заворожённо застываю и с восторгом рассматриваю украшения ручной работы. Все изделия настолько прекрасны, что хочется если и не купить, то хотя бы прикоснуться к ним.
Тянусь к более понравившемуся ожерелью, как неожиданно слышу громкий, наполненный ужасом крик Бенедикта.
— Катарииинааа!
Резко оборачиваюсь, путаюсь в подоле плаща, заваливаюсь чуть в сторону и едва ли не падаю, но успеваю ухватиться рукой за прилавок и устоять на ногах.
В этот момент острая жгучая боль пронзает меня чуть ниже плеча. Вскрикиваю от боли и опускаю непонимающий взгляд на то место, где так сильно печёт и вижу окровавленный кончик стрелы, который торчит из... меня?
К горлу подкатывает тошнота, перед глазами круги, а боль такая, что хочется взвыть.
— Катаринааа! — вновь слышу крик Бенедикта и поднимаю глаза.
Вижу, как мужчина, бесцеремонно раскидывая зевак на своём пути, стремглав несётся ко мне.
— Бенедикт... — шепчу и начинаю медленно оседать на землю.
Последнее, что помню перед тем, как потерять сознание — это расширившиеся от ужаса глаза Бенедикта.
Затем спасительная темнота, в которой нет больше боли...
Глава 47
Когда сознание возвращается, меня скручивает от боли.
А когда она немного, но отступает, с трудом открываю глаза — вокруг темнота.
Пытаюсь пошевелиться, но не удаётся даже двинуть рукой.
Что со мной?
Последнее, что я помню, — это окровавленный наконечник стрелы. Потом испуганное лицо своего управляющего... И темнота.
Неужели меня пытались убить?
Пытаюсь понять хоть что-то, но очередная волна боли заставляет забыть обо всём.
Всё тело горит... Очень сильно печёт.
Боже... Почему мне так больно?
Кажется, что вместо крови по венам течёт лава огня.
Боль такая, что я выгибаюсь дугой.
В этот момент чьи-то крепкие сильные руки прижимают меня к себе.
— Тише-тише, любовь моя. Потерпи. — Словно издалека доносится шёпот мужчины. — Ты только не смей умирать. Слышишь? Борись! Борись ради дочери...
Но я не могу. Я больше не в силах терпеть эту адскую боль.
Взываю ко всем Богам, прошу об одном — послать мне спасительную темноту. Но вместо этого чувствую, как к горлу подступает горькая тошнота, и желудок выворачивает наизнанку.
— Что с ней? — Звучит незнакомый голос над головой.
— Стрела была отравлена! Это последствия яда. — Слышу ответ Бенедикта. — Нужно как можно скорее вынуть из неё эту гадость! Дайте мне что-нибудь, чем я смогу перевязать её рану!
Как только тошнота отступает, меня берут на руки и куда-то несут, затем опускают на что-то мягкое, и я вновь слышу голос Бенедикта.
