Радует лишь одно — я больше не чувствую боли.
Бенедикт был прав, дурман-трава избавила меня от боли, но и мыслить здраво я уже не могла.
Но даже находясь на грани безумия, я продолжала цепляться за жизнь.
Я послушно глотала ту жидкость, что вливали мне в рот.
И пусть, что при этом я испытывала адские муки, ведь казалось, что мне в горло льют раскалённый металл. Пусть... Я знала одно — отказаться, значит пропасть...
Это продолжалось бесчисленное количество раз. Казалось, нет конца края этим мучениям.
Но неожиданно в один из дней мне наконец-то удалось распахнуть глаза...
Глава 48
Сначала была темнота, затем яркий свет и радужные пятна, которые вскоре померкли, давая способность отчётливо видеть.
Ещё пару секунд я просто бесцельно лежу и смотрю в потолок, затем медленно поворачиваю голову вправо и вижу перед собой Бенедикта. Мужчина сидит рядом с кроватью в невесть откуда взявшемся кресле. Он спит, склонив голову на грудь. По его взъерошенным волосам, давно небритой щетине и синякам под глазами становится сразу понятно — всё то время, пока я находилась в беспамятстве, он был рядом со мной.
— Бенедикт? — Мой зов едва слышен, но мужчина мгновенно просыпается.
— Катарина? — Он вскидывает свой взгляд на меня.
В его глазах боль и неверие, словно он уже потерял всякую надежду на то, что я вообще когда-то очнусь.
Вымученно улыбаюсь ему и киваю, отчего взгляд его проясняется, становится донельзя радостным. Он резко подаётся вперёд, берёт меня за руку и прижимает её к губам.
— Катарина, ты очнулась. — Шепчет он, затем пересаживается ко мне на кровать. — Душа моя, я уже отчаялся дождаться этого момента. Ты нас всех так напугала. Как ты себя чувствуешь?
Прежде чем ответить ему, прислушиваюсь к своему организму. Боли больше нет, лишь одна слабость. И да, слегка ноет раненное плечо. В остальном же — вполне себе сносно. Я бы сказала даже отлично, если бы не эта ужасная сухость во рту.
— Воды... — Прошу, взглядом указывая на кувшин.
— Да-да, сейчас. — Бенедикт поспешно встаёт и отходит к столу.
Звук наливаемой воды кружит голову, и я предвкушающе сглатываю слюну. Пытаюсь приподняться, чтобы сесть, но сил не хватает и я со стоном опускаюсь обратно.
Бенедикт мгновенно оказывается рядом со мной. Он ставит стакан на подлокотник кресла, затем приподнимает меня, подкладывает под спину гору подушек и бережно опускает меня на них.
— Так удобно? — спрашивает он, а я киваю.
Тогда он отступает и, взяв стакан, начинает поить меня.
Никогда не думала, что стакан охлаждённого вара принесёт мне такое блаженство. Пью медленно, растягивая удовольствие, но вскоре стакан становится пуст, и я огорчённо вздыхаю и откидываюсь на подушки.
— Сколько времени я была без сознания?
— Почти три недели прошло. — Бенедикт возвращает стакан на стол и, подвинув кресло ещё ближе к кровати, садится в него. — Но, слава Богам, ты очнулась, а значит, нам удалось вывести яд из твоего организма. Теперь ты пойдёшь на поправку.
Три недели... Это огромный срок. Стало понятно отчего тело отказывается слушать меня — привыкло бездействовать.
Прохожусь блуждающим взглядом по комнате и замечаю, что на том месте, где раньше стояла колыбель Софии, пусто. Сердце сжимает от страха.
— Где моя дочь? Где Софи? — с ужасом выдыхаю и вновь пытаюсь подняться.
— Успокойся. — Мужчина останавливает мой порыв, кладёт руки на плечи и возвращает назад на подушки. — С ней всё хорошо. Она в комнате у Агнесски. Мы решили, что малышке ни к чему видеть и слышать стенания матери. Находясь в горячке, ты бредила, кричала и даже плакала. Поэтому Агнесска на время забрала её к себе.
— Но... Чем вы кормили её? Мой организм был отравлен, значит, и молоко тоже? Моя девочка, моя маленькая крошка... Неужели в замок взяли кормилицу?
— Нет, Катарина. Агнесска наотрез отказалась приводить в замок кормилицу. Она сказала, что госпожа не одобрит, когда очнётся. Было решено отправить Жакотт в деревню, там она договорилась с одной из крестьянок о покупке козьего молока. Теперь в замок каждое утро и вечер приносят по кувшину свежего, ещё тёплого молока.
— Хорошо. — Грустно произношу, так как не испытываю в этот момент особенной радости.
София ещё слишком мала, чтобы отлучать её от груди. Но раз так сложилось, то мне придётся это принять. Главное, чтобы это не отразилось на здоровье малышки. Мне не терпится увидеть её. Взять на руки и прижать к груди. Вдохнуть её сладкий запах и расцеловать в пухлые щёчки. Но я подавляю порыв прямо сейчас отправить Бенедикта за Софочкой, для начала нам нужно поговорить.
— Вы нашли того, кто совершил покушение? — устремляю встревоженный взгляд на мужчину.
— К сожалению нет. — Мужчина огорчённо качает головой. — Но я видел того, кто пустил эту стрелу. Судя по его одежде, это был кто-то не местный. Похоже, наёмник. Он скрылся в толпе сразу же, как только поднялся шум. Мы обыскали всё баронство и прилегающую к нему территорию, но он словно испарился.
Я боялась даже думать о том, кто повинен в покушении, хотя разные противоречивые мысли напрашивались сами собой …
Наконец, собравшись с духом, произношу:
— Как ты думаешь, кто осмелился на такое? Неужели разбойники решили отомстить за украденное золото? Или казначей решил таким способом избавиться от меня?
Бенедикт хмурится и отводит взгляд на окно, за которым пролетают крупные хлопья белоснежных снежинок.
— Я не думаю, что это нападение шло от разбойников. — задумчиво произносит он. — Слишком умно для них, да и яд, которым была отравлена стрела, им не по карману. Возможно, что-то произошло во дворце, что-то, что заставило казначея перейти к решительным действиям... — Бенедикт замолкает, затем бросает свой взгляд на меня и, иронично улыбаясь, добавляет. — Если только ты, моя госпожа, не нажила новых, ещё более влиятельных недругов.
