Мне не оставалось ничего другого, как сесть рядом с ним.
— Что ты хочешь знать, Катарина? — наконец произносит он.
— Всё! — не задумываясь ни на секунду, выдыхаю ему. — Но для начала не мог бы ты рассказать, как ты лишился места барона?
— По мне, так всё очевидно... — Губы Бенедикта искривились в усмешке. — Так пожелал наш монарх.
— Но за что? Он же не мог вот так вот просто лишить тебя титула?
— Не хочу вдаваться в подробности, — морщится он. — Эти воспоминания ещё слишком больны для меня. Но если кратко, то меня подозревали в заговоре против нашего короля.
— Надеюсь, эти подозрения были напрасны?
— Более чем. Я просто оказался не в том месте и не в тот час. Было проведено расследование, но моей вины не удалось доказать. Но и король не мог пойти на попятную, ведь на тот момент баронство уже перешло в руки моего старшего брата, а я был лишён титула, звания, власти, денег... Всего, чего я таким трудом добивался.
— Получается... Мой почивший супруг — твой брат? — Горло сжимает от ужаса, и мне приходится приложить усилие, чтобы продолжить. — Нет, этого не может быть. Он — Осборн, а ты Галдберт. Да и не похожи вы совсем! Хотя... постой!
Рывком встаю и подбегаю к столу, вынимаю портрет женщины из ящика и вновь сажусь рядом с Бенедиктом.
— Кто эта женщина? — спрашиваю у него и показываю ему портрет незнакомки.
Стоит Бенедикту взглянуть на портрет и я тут же всё понимаю.
Не может посторонний человек с такой любовью смотреть на незнакомую женщину.
— Это моя мать. — Он берёт лист в свои руки и с нежностью проводит пальцем по её волосам. — Она умерла, когда мне было семь, а Генриху пятнадцать. Моя мама была второй женой нашего отца. Он очень любил её. Возможно, отец поступил подло, бросив мать Генриха ради неё. Но он слишком любил мою мать, а после её смерти — меня. Ведь я очень похож на неё... Но Генрих так и не смог простить ни отца, ни меня. Когда монарх лишил меня титула и назначил моего брата новым бароном, Генрих словно в издёвку предложил мне работу... — Бенедикт замолкает, затем с отвращением добавляет. — Он предложил мне стать его камердинером... Но спустя пару лет брат рсщедрился и назначил меня управляющим.
— Но почему ты согласился? Это ведь так...
— Унизительно? — Бенедикт поднимает свой взгляд на меня. — Так ты хотела сказать?
Молча киваю.
— В тот момент мне было уже всё равно, что будет со мной. Я был растоптан. Уничтожен. Сломлен морально. Но я понимал, что единственный шанс остаться в замке — это принять предложение брата. А потом...
— Что было потом? — от любопытства придвигаюсь ближе к нему.
— А потом появилась ты... — Бенедикт ласково проводит пальцами по моей щеке. — Такая красивая, но недоступная, словно луна. Ты всегда была рядом, но в то же время так далеко. Ты вдохнула в меня новую жизнь, и только ради тебя я продолжал терпеть измывательства брата. Я полюбил тебя всем сердцем... Я стал тенью тебя.
— А баронесса... — забывшись, начинаю, но, поняв, что говорю о себе в третьем лице, исправляюсь. — То есть я... Как я относилась к тебе? Я любила тебя?
— Ты действительно ничего не помнишь?
Качаю головой и грустно вздыхаю.
— Нет. — Бенедикт залпом осушает свой кубок. — Ты всегда была холодна со мной, впрочем, как и сейчас. — Кривит губы, и я начинаю чувствовать себя ледяной королевой, у которой нет сердца. — Ты даже в мыслях не допускала, что между нами может быть что-то, кроме общения. — Ты боготворила его. Любила. Затем, когда он начал спиваться, жалела.
— Но ведь барон практически до смерти избивал меня! Почему я терпела? И разве ты не мог вступиться за меня?
— Я как мог защищал тебя от барона, но было место, куда мне вход был воспрещён — в вашу спальню. Там он избивал тебя до полусмерти, насиловал, заставлял смотреть на то, как он сношается с продажными девками... А после ты плакала у меня на груди. В один из дней мне наконец удалось убедить тебя сбежать вместе со мной, но в день побега ты не пришла в назначенное место. На утро ты объяснила мне своё поведение тем, что ты ждёшь ребёнка. Ты была уверенна, что, узнав о беременности, Генрих прекратит издеваться над тобой... Напрасно. Войдя во вкус, он уже не смог остановиться. Только теперь он бил тебя аккуратно, стараясь не задеть живота. Я умолял тебя бросить его, но ты вновь мне отказала, заявив, что рождение сына точно изменит барона... А ведь тогда ты даже и помыслить не смела, что у тебя родится дочь, а не сын. Узнав об этом мой брат совсем озверел... Я опасался, что вернувшись пьяным из кабака, он изобьёт тебя до смерти. А ещё хуже — убьёт вас обоих. Я не мог этого допустить... И не допустил.
— Бенедикт, неужели ты причастен к смерти барона?
— Разве это так важно для тебя? — мужчина напротив меня иронично выгибает бровь. — Неужели ты до сих пор любишь его? Жалеешь о его смерти?
— Прошу тебя, не говори глупостей. — Прикасаюсь пальцами к его губам, заставляя того замолчать. — Я нисколечко не жалею его. Собаке — собачья смерть. Он получил то, чего заслужил... Просто... Не хочу, чтобы у моего мужчины были запятнаны руки в крови...
— Твоего мужчины? — ловлю на себе удивлённый взгляд Бенедикта. — Неужели в твоём сердце наконец-то нашлось место и для меня?
Глава 51
Я ждала этого вопроса.
Я знала, что рано или поздно нам придётся обсудить наши личные отношения.
Я даже пыталась подготовить себя к этому разговору.
И всё же оказалась не готовой к нему.
Отвожу взгляд в сторону и упрямо молчу.
— Катарина? — Бенедикт берёт меня за подбородок и поворачивает к себе, заставляя смотреть в глаза. — Иногда мне кажется, что я бьюсь о глухую стену. Ты словно неприступная крепость. Я не понимаю тебя. Совсем. После рождения дочери ты изменилась. Стала другой — сильной, самоуверенной и даже слегка надменной. И я бы поверил, что это жизнь с бароном так закалила тебя, но все эти перемены произошли в один день. Разве такое возможно?
Закрываю глаза и глубоко вдыхаю, пытаюсь унять страх, что уже давно поселился в душе.
— Послушай, Бенедикт, — пытаюсь говорить уверенно, но голос предательски дрожит. — В прошлом жизнь сильно поломала меня, но, увидев свою новорожденную дочь, я пообещала себе, что больше никому не позволю причинить нам вреда. Именно рождение дочери кардинально изменило меня. Жизнь наполнилась смыслом. В тот момент я поняла, что останься я той, прошлой безвольной особой, то не только я, но и Софи будет обречена. Я не хочу той судьбы для дочери, что была у меня. Пойми, у меня нет права на ошибку. Ты хороший... Очень хороший. И я уже не представляю жизни, в которой не будет тебя. Но я не могу вот так просто забыть о своих обязательствах и броситься в омут любви с головой. Я теперь не одна, у меня есть Софи, и я несу ответственность за неё.
— Катарина... — Бенедикт осуждающе качает головой и горько смеётся. — Неужели ты думаешь, что я такой же, как он? Ты считаешь, что просто хочу воспользоваться тобой? Уверяю тебя, ты заблуждаешься. Я хочу быть всегда рядом с тобой... С тобой и Софией.
