Потемнел лицом Малко, хотел, было, сказать что-то резкое, да удержался — ему ли перед девкой оправдываться?
— Для тебя выбирал, — набросил очелье на веревку рядом с мокрыми портами, развернулся и ушел.
Покачиваясь, тихо пощелкивали друг о друга бисерные подвесы. Стояна вздохнула, сняла очелье с веревки и, бережно свернув, унесла в дом. Стоявшая поодаль Додола, скрытая рядами колышущегося белья и не замеченная ни ею, ни Малко, неодобрительно покачивала головой.
Норов княгини Стояне довелось испытать следующим вечером. Отнеся чистые вещи в терем и передав ключнице, Стояна ожидала Додолу у княжьей светлицы. Дверь скрипнула, девушка-челядинка поманила Стояну.
— Иди, княгиня зовёт.
Войдя в светлицу, Стояна поклонилась сидевшей в резном кресле княгине. Стоявшая рядом с ней Додола глаз на Стояну не подняла.
— Подойди ближе, — поманила княгиня. — Ближе.
Стояна приблизилась и обмерла, увидя в княжьих руках очелье, что подарил ей Малко. Княгиня привстала и наотмашь ударила Стояну по щеке.
— На княжью приязнь заришься?! — высокий громкий голос княгини дрожал от гнева. — Пёсья дщерь! Едва луна миновала, как приветили тебя, приблуду, обогрели да накормили, а ты уж зубы кажешь да хвост задираешь?!
Стояна застыла, обомлев от неожиданности и боли, глядя на княгиню расширенными глазами.
— Глаза долу! — крикнула та.
— Светлая княгиня! — Стояна бросилась на колени перед рассерженной княгиней. — Помилуй! В чем же я повинна?
— В чем? Егозишь чрезмерно перед Малко, блазнишь! А может, опоила его чем, лешачиха боровая, что он тебе столь дивные да дорогие подарки преподносит? Не чета ты ему, не ровня. Обходи его околотками, глаз на него подымать не моги, дышать при нем не смей!
— Я не завлекала его, светлая княгиня! Он по своей воле… — стала оправдываться Стояна, но вызвала лишь больший гнев.
— Перечить смеешь? Вон пошла! Довольно я на тебя поглядела. Додола, одна приходи, как прежде.
Тихий вечерний сумрак сгустился в доме. Мерцала лучина, Додола молча шила. Стояна сидела на лавке, смотрела на подрагивающий огонек.
— Додола, — позвала Стояна. — Я же не виновата.
Прачка ответила не сразу. Дошила, оборвала нить.
— Не виновата.
— Я очелье вернуть ему хотела. А ты его княгине отдала.
— Отдала, — кивнула Додола. — Чтобы она княжича на ум наставила. Не след ему простых девиц в соблазн вводить. Вона, который раз уж боярышень собирают на смотрины, там бы и подносил подарок той, что приглянется. Княгиня его женитьбы ждет, а он все по посадам кулаками машет да перед девками красуется. Кто ж ведал, что княгиня на тебе досаду выместит. Не серчай на меня, Стояна, я ж тебе добра желаю.
— Я не серчаю, — улыбнулась прачке Стояна.
Вечер опустился на княжий терем, погружая его в полумрак. В гриднице на широком дубовом столе, уставленном блюдами с запеченной дичью, рыбой и душистым хлебом, горели масляные лампы, освещая лица собравшихся гридей теплым светом. Во главе стола сидел Малко. Гридница полнилась шумом и смехом, песнями и похвальбой дружинников. Один лишь княжич был хмур, уставившись на своей кубок, заботливо наполненный стольником.
После разговора со Стояной ликование в душе молодого князя померкло. Одержанная над кузнецом победа перестала быть значительной, оказалась мелкой, недостойной. Который день, уязвленный словами Стояны, Малко не находил себе места. Эта девушка, потеряв близких, преодолев боровые чащобы, перенеся лишения, пришла в Зареборье за помощью в войне с истинными недругами. А он кичился перед ней победой в потешных боях. Не очелья, не каменьев с жемчугами — другого подарка ждет она от него, от зареборских князей. Малко поморщился, в очередной раз устыдившись своего поступка.
И подумал тут молодой князь о другом. О том, что не в силах он преподнести такой дар. Отец его, князь Велеба, отправит в Белоречье Драгомила, третьего своего сына. И посадит его на тамошний престол после изгнания гавранов. А ему, Малко, до седых усов не видать и малой вотчины.
Малко в сердцах ударил кулаком по столу. Гомон и смех в гриднице стихли, гриди удивленно взглянули на княжича. Он поднял голову, оглядел своих товарищей.
— Пресытился я потехами да игрищами. Дитячество это. Не попытать ли нам удачи в настоящем ратном деле, други мои? — задал вопрос Малко. — Белоречье подмоги просит, а батюшка мой для той подмоги Драгомила с дружиной дожидается. Не совестно ли вам, братья, от того, что нас за воев не держат?
Словно гром грянул — вздрогнула гридница множеством согласных голосов.
— Пойдете со мной на Белоречье, гавранов бить, истинной славы искать? — крикнул Малко.
Повскакивали гриди с мест, раззадоренные, готовые сию же минуту седлать коней и мчаться на сечу.
— Пойдем! Веди, Малко!
Не мешкая, поспешил княжич в отцовскую опочивальню. Отрок-челядинец известил князя и Малко вошел в покой. Велеба сидел на покрытом шкурами ложе в одной лишь исподней рубахе, а лекарка-волхвица растирала ему колени и щиколотки пахучей мазью. На княжича волхва даже и не взглянула.
— Почто явился на ночь глядя? — спросил Велеба. — Случилось что?
При взгляде на отца — угрюмого, недовольного своей немощью — недавняя решимость понемногу стала покидать Малко.
— Доброй ночи пожелать тебе пришел, батюшка.
— Что ж, спасибо.
— Нет ли каких вестей от Драгомила, батюшка?
— Коли были б, тебя бы не обошли.
Велеба чуть поморщился, когда лекарка, обматывая натертое колено тряпицею, нажала чуть сильнее. Взглянул на сына, угадав его нерешительность.
— Ну что мнешься, чать не девка. Молви уж.
