— Ты про Русаву с подругами её? — не поднимая головы, вкрадчиво молвил воевода. — Чего ж баба такого надумать может, что мужу боярому и воину не по уму?
Удивился Малко, но виду не показал.
— Того, что сторожа гаврановы на питие падки, а в брагу нынче зелье сонное влито. Где дозоры стоят, нам теперь ведомо, туда наперво и нагрянем. А на заре бабы, коих ты глупыми мнишь, ворота нам отворят.
— Глупые и есть. Стража до зари сменится. Не откроют бабы ворота, сами полягут от мечей. И воинство твоё напрасно к стенам подойдет, лишь выкажет себя. Мой-то план вернее будет.
Поглядел Малко на согбенную, напряженную спину воеводы недолгое время, вернул меч в ножны. Выдохнул Горазд, поняв, что миновала гроза.
— Поднимись, — сказал Малко. — Сказывай, что надумал.
Выпрямился Горазд, глянул на Малко впрямую.
— Проведу тайным ходом десяток твоих воев в городище, они стражу положат и ворота откроют. Но идти сей же час надобно.
— Ты уж отворил раз ворота, — поморщился княжич. — Как тебе верить-то?
— Твоя воля, князь, коль не веришь мне. Но будь я тем, кем счёл ты меня, висела бы Русава нынче с мальцом своим на воротных столбах, и подруги её обок, с обгорелыми пятками опосля допроса пристрастного. И ждали б тебя не спящие хмельные сторожа, а пращники да лучники на заборолах.
Долго думал Малко, глядя на воеводу, прикидывая и так и эдак.
— Для себя чего просишь? — вымолвил наконец княжич.
— Слова твоего, что меня и Олелю не тронешь.
Усмехнулся Малко, склонил голову набок, кивнул.
— Ну, так вот тебе моё слово — ни тебя, ни княгиню я не трону.
Повернулся Малко к дружинникам своим.
— Баян, бери людей, ступай с ним. Как сладите всё, сигнал дашь и ворота нам откроешь. А ежели чего худого воевода измыслил — головы его лиши.
Исчезал, теряясь средь могучих стволов свет факелов уходящих с воеводой дружинников.
— Неужто спустишь ему вероломство, Велизару жизни стоившего? — глядя вслед удаляющемуся Горазду, спросил Избор у княжича.
— Люба мне на моё благо измена, да отвратны изменники, — прищурился Малко.
К лазу над обрывом шли в темноте кружным путем, через затон плыть большим числом было опасно. Пробирались по пояс в стылой воде, хоронясь в прибрежных зарослях, поглядывая на небо — не светлеет ли небосвод, не румянятся ли зарницы. Оказавшись под стеной, Горазд указал дружинникам на лесенку и взялся было лезть первым. Но Баян отстранил его и взобрался сперва сам. Протиснувшись в дыру, огляделся опасливо, прислушался. Спало Белоречье, залитое тишиной, и звезды, еще недавно ясные и яркие, скрыла облачная пелена, сгустивмглу, укрывая в ней воинов. Баян подергал лесенку в знак того, что можно и остальным подниматься. ПоднявшемусяГоразду Баян шепнул: «Со мной пойдешь. На шаг в сторону сдвинешься — получишь стрелу в тулово».
Один за другим взбирались наверх ратники, проныривали сквозь прореху в ограде. Надевали тетивы на луки и, повинуясь тихим приказам и жесту руки Баяновой, бесшумно рассыпались по городищу, растворялись в темноте улиц, уж подернутым предутренним туманом, устремляясь к сторожевым постам.
Последним у лаза остались Баян и воевода.
— Веди меня к потайной дверце, через кою гавранов завёл, — сказал гридь. — Ежели вороний князь бежать вздумает, так непременно к ней явится.
— Погодь, лаз заделать надобно, — ответил Горазд, и, нагнувшись, вытянул и спрятал лесенку, установил на прежнее место горбыль, присыпал его землей и утоптал.
Баян ждал, отступив на несколько шагов и скрывшись в тени настила. Закончив, воевода кивнул Баяну и они побежали прочь, прячась в тени навесов, зданий и заборов.
Тем же поздним вечером в княжеской гриднице, тешась вином и родными песнями, гулял Марга со своими товарищами. Но давно уж и гульба не веселила, и вино не хмелило, и девицы белореченские не прельщали отчаянных воинов. Полны были мешкии котомки золота, серебра и дорогих каменьев, но не торопился Марга, по гавранову обычаю обобрав городище, вернуться домой. Прервав песню, взглянул на вождя Гутир, один из его воинов.
— Марга! Сколь еще тут «княжить» собираешься? Сидишь в городище, ровно кур у двора. Крылья свои широкие вольные к бабьей юбке привязал? Корабли скоро в тине канут, водорослями обрастут — не сдвинешь. Кой срок еще тут сидеть будем? Или зимовать здесь собрался? Добра довольно взяли, не пора ли в родные края?
Грохнул Марга кружкой о стол так, что раскололся дубовый сосуд.
— Я князь тутошний! Иль забыл, как Варуна меня поименовал?
— Вождь в насмешку над княгиней оное сказал, а ты взаправду шутку его принял. Бери с собой свою бабу, коль так люба тебе, да выводи в чистую воду корабли, поплывем до дому.
Схватил Марга обломок кружки да и швырнул в воина.
— Какая она тебе баба? Светлая княгиня Олеля! А я — князь! Вон пошел!
Уклонился от обломка гавран, вспыхнули глаза обидой. Вскочил и вышел из гридницы, грохнув дверью. Покинув терем, долго сидел Гутир на крыльце, негодуя на Маргу. А потом побрел на другой край Белоречья, туда, где с настила у ограды виден был затон и недвижные корабли, словно тоскующие по вольному небу птицы, привязанные за лапы к насестам.
И случилось Гутиру, миновав амбар, выйти к ограде с лазом, как раз в тот миг, когда заделывал его Горазд по возвращении. Хотел сперва Гутир окликнуть воеводу, но передумал, и, притаившись за углом, смотрел, как копается тот торопливо, что-то делает у самого основания частокола.
«Уж не злато ли прячет?» — подумал Гутир, отпрянув в тень.
Когда гавран снова выглянул из-за амбара, воеводы уж не было. Воровато оглядевшись, Гутир прянул к ограде и принялся разгребать землю. Но вместо схороненного клада предсталвзору Гутира лаз, а в внутри него — мокрая веревочная лестница. Не понадобилось гаврану много времени, чтобы понять, что в Белоречье стараниями воеводы проникли лазутчики. Сперва хотел Гутир страже сигнал подать, но передумал. Кто знает, какой силы войско к городу подошло? Кроме того, за время, что стояли гавраны в Белоречье, запасы изрядно подъели. Ни в осаде, ни в открытом бою им не выстоять. Да и повод появился Маргу в родные края сманить.
Бросился Гутир со всех ног к терему, вбежал в гридницу. Спали гавраны вповалку на лавках, на полу. Спал вместе со всеми и Марга, впротиву слов сказанных к Олеле не отправившийся. Растолкал его Гутир, зашептал на ухо. Вздрогнул Марга, стряхнул с себя хмельную дрему. Разбудили остальных в гриднице.
— Веди, показывай! — велел Марга.
Бежали гавраны по городу, опасаясь стрел или засад из-за угла, таясь у стен. Добравшись до ограды, пал Марга на землю, сунулся в лаз, узрев спуск к самой воде. Розовел над тихой водой затона зыбкий туман, рассветными зарницами подкрашенный.
