руках он ринулся навстречу противнику, и между ними завязался
отчаянный бой.
Гром битвы оглашал пещерный свод…
Они сражались в ярости великой –
Один свой посох выставил вперед,
Другой вращал над головою пикой
Вот первый – тело изогнул дугой,
Как белый тигр, терзающий добычу,
И не жалеет сил, чтобы другой
Признал его надменное величье.
А враг, как желтый сказочный дракон,
Что кольцами клубится в злобе рьяной,
Отбросил милосердия закон, —
И в голову и в грудь наносит раны!…
Дыханье двух борцов все горячей –
Сгустилось мглой и знойным ветром веет,
И мечется слепящий сноп лучей,
Он средь паров зловеще пламенеет.
Измучились борцы, но не склонясь,
Они удары множат с дикой силой…
За что же бьются и Мудрец и Князь?
Священная одежда их прельстила! [157]
Они схватывались уже раз десять, и все же нельзя было сказать, на чьей стороне перевес. Раскаленное солнце стояло в зените, когда
Черный волшебник, защищаясь копьем, крикнул:
– Монах Сунь! Сделаем передышку! Я хочу подкрепиться! А
потом продолжим!
– Ах ты скотина мерзкая! – заорал в ответ Сунь У-кун. – А еще
называешься удальцом! Хорош удалец! Сейчас только полдень, а ты
есть захотел. Я больше пятисот лет был придавлен горой и все это
время не пил и не ел. А за пятьсот лет можно было проголодаться! Нет, увильнуть тебе не удастся! Никуда ты не уйдешь! Верни рясу, тогда я
отпущу тебя!
Однако Черный волшебник, притворившись, что собирается
защищаться, быстро скрылся в пещере, затворив за собой каменные
ворота. Нет надобности распространяться о том, как он собрал всех
подвластных ему духов, распорядился об устройстве пира и написал
приглашения всем духам и демонам – властителям гор с просьбой
прибыть на торжество.
Как Сунь У-кун ни осаждал ворота, никто ему не открывал.
Пришлось вернуться в монастырь. Монахи уже успели похоронить
наставника и находились в его келье, прислуживая Сюань-цзану. Они
