— Давай я позову Вождя!
Я отодвинула ее, вышла наружу и побрела по направлению к своему шатру. Бабушка суетилась рядом. — Тебе нельзя ходить! Ты потеряла слишком много крови! Мы едва остановили кровотечение!
Слезы застилали глаза. Спрятаться. Мне нужно спрятаться от всех.
У входа в шатер сидел Вождь. Увидев меня, он встал, делая шаг навстречу, но я развернулась и пошла к себе. Как он мог допустить это? Или он сделал это специально?
В сердце прорастала острой чернотой ненависть, но как ни странно, я не чувствовала потерю. Почему? Я слишком мало знала свою малышку? Я плохая мать? В висках набатом бился пульс, а в груди застыл лёд.
Задернув полог, — опустилась на шкуры. Теперь никто не мог войти ко мне, но я никого и не хотела впускать.
Я слышала, как они приходили и топтались на циновке у входа, то вместе, то по одному, пытались что-то сказать. Лжецы.
Я чувствовала этот яд, но не понимала, в чем он. На циновке мне оставляли еду, воду, и, хотя аппетита не было, нужно было набираться сил.
На третий день, бездумно глядя в темнеющее небо в прорехе над очагом, — я сняла браслет с руки, посмотрела на сплетенные змейкой две мерцающие силой противоположности. Посмотрела и поняла, что ничем не отличаюсь от всех остальных. Отец не виноват. Это я не принимала свое предназначение.
“Дом жены в доме ее мужа”, — казалось, что Хаэль стоит за спиной.
Оставалось лишь придумать, как это сделать.
Через неделю я почувствовала себя достаточно окрепшей, чтобы выйти на улицу, хотя мне по-прежнему не хотелось никого видеть.
Целыми днями я читала, или тренировалась в метании ножа. Он как будто прилипал к ладони, ложась в нее так точно, как будто был изготовлен под мою кисть. И рукоять его и лезвие были черными, впитывающим в себя свет.
Вылетал он из руки стремительно, подчиняясь как будто не силе броска, а направлению мысли. Все это завораживало меня, как и то, что он казалось нашептывал мне, когда я достаточно долго держала его в руках.
Пока у меня не было сил, находиться в шатре было просто, но чем дальше, тем навязчивее становилась картина, всплывающая в моей голове, стоило мне закрыть глаза. И я уже готова была заниматься чем угодно, лишь бы не видеть крохотную новорожденную черноволосую девочку с огромными голубыми глазами.
Почему бабушка сказала, «Ее больше нет с нами, Дара!»
Что кроется за тем, что она обратилась ко мне внешним именем? Смерть дочери не затрагивает мою сущность? Почему я не чувствую боль утраты? Внутри лишь тоска, рвущая сердце. Может быть я просто схожу с ума, выдумывая себе то, чего нет?
Стоило же мне заснуть, как я начинала слышать голоса, стоны, эхо каменных мостовых. Я прикладывала руку к камню и слышала дыхание Черного города.
Приходил отец. Постоял, обнимая меня,
— У тебя будут еще другие дети, Дара!
Я вырвалась и ушла в шатер.
Бабушка продолжала поить меня отварами и лечить заговорами. Я никому не верила. Даже если бы мне показали могилу, — не поверила бы все равно. Разговаривать я ни с кем не хотела, общаясь лишь с Лохемом, который ходил за мной попятам.
Обмануть его никогда не получалось. Стоило мне выйти из шатра, как он тут же пристраивался следом.
Я в кузницу к Краю, — и он в кузницу. Я к источнику, — и он тут же.
— А тебе, что здесь нужно, Лохем, или ты боишься, что я утоплюсь в колодце?
— Просто решил составить тебе компанию, сестренка! Я единственный, кого ты не гонишь, — это было правдой. Лишь его голубые глаза казались мне честными. Глаза убийцы. Я видела, как он перерезал горло Колдуну. Но он хотя бы не прячется за всеми этими лживыми словами.
Наступил день, когда пребывание мое в племени стало настолько тягостным, что я решила сбежать. Нужно было лишь подгадать, когда Лохем вновь отправится на поиски Дарина. Он уезжал практически ежедневно, если только не был в карауле- то один, то со своим отрядом, и прочесывал окрестности без отдыха, хотя и безрезультатно. Лойд вместе со своей женой и их малышкой тоже куда-то исчезли. Но это было к лучшему. Не знаю, как я бы выдержала сейчас детский смех.
Ночью стан покинуть было нельзя. Утром, на виду у всех, — тем более. Глаза отводить, как Рам, — я не умела. Пришлось ждать времени смены караулов на рассвете.
Просыпались мы рано. После утренней молитвы все разом приходило в движение. Пришлось собраться заранее.
В последний предрассветный час я выскользнула из шатра и спряталась за камнем недалеко от выхода. Над станом плыла молитва благодарности Вождя за то, что племя благополучно пережило ночь, никто не умер и не пострадал. Все. Можно идти. Защита убрана. Я шагнула за пределы стана. Хорошо, что сегодня туман. Оказывается, ночью в пустыне шел дождь. Внутри мы этого не чувствовали, накрытые Благодатью.
Предрассветная мгла рассеивалась. Вот и дорога. И тут же, из тумана раздались фырканье коня и голос Лохема.
— Дара, это ты?
Я бросилась обратно. Как он мог узнать, что я выйду сюда? Сердце
заколотилось в груди.
— Дара, остановись. Я не враг тебе.
Пришлось остановиться.
Лохем подъехал ближе,
— Ты собралась туда, куда я думаю?
Я подняла голову, глядя на него в упор,
— Пусти меня, брат. Ты не сможешь меня удержать.
