— Зачем тебе они? — старик приподнял бровь, — Ты же умеешь притягивать воду.
— Я не умею. Вода больше не слушается меня!
Отшельник поднял насмешливо бровь, — Вода больше не слушается тебя, или ты уверена, что вода больше не слушается тебя?
— А в чем разница?
— В том, что если ты уверена, что не сможешь ее притянуть, — то не сможешь. Ты уже построила себе преграду.
— И как я должна преодолеть эту преграду?
Хаэль усмехнулся, — Нет преграды, Дара. Все существует лишь в твоей голове.
Я встала, сходила за кувшином, — Как знаешь. Но если ты действительно хочешь пить, то вот вода.
Старик, разозлившись, швырнул сосуд на землю, — Ты можешь притянуть воду, Дара! Ты можешь напоить меня!
— Не кричи, Хаэль, у меня малышка начинает биться внутри от твоих криков, — я улыбнулась сквозь злые слезы,
— Прости, но это бесполезно! Раньше внутри меня всегда журчал ручей. Я слышала воду, я была ей наполнена. А теперь там, — я показала на сердце, — Бушуют два огня, — черный и белый. И гул пламени заглушает все остальные звуки.
Он посмотрел на меня сочувственно и притянул к себе, обнимая,
— Попробуй разделить их водой, девочка. Маленькой каплей, тоненькой струйкой. Сначала маленьким ручейком, а потом, совсем разведи их в разные стороны. Услышь свою суть. Лишь это спасёт тебя! Времени больше нет. Тебе очень скоро потребуются все твои три силы.
— Три? — не поняла я, -
— Свет, Тьма и Воды милосердия.
— Мой дар ушел, — заплакала я, — Я потеряла его.
Он улыбнулся, погладив меня по голове,
— Дар, это ты сама, Дара. Твое свойство. Его нельзя потерять. Оно может закрыться на время чем-то другим, видоизмениться во что-то более мощное. Это случается, когда человек проходит сильные изменения, — и повторил, — Дар, это ты сама, — и вдруг рявкнул на меня:
— Позови воду, Дара!
А потом, почти до вечера я безрезультатно искала внутри себя тот самый ручеек, протягивала руки к колодцу, пытаясь почувствовать силу своей сути, ранее неотделимой от меня как дыхание. Довела саму себя до истерики и бросила это бесполезное занятие.
Хаэль позвал меня в дом,
— Ты занимаешься ерундой, девочка! Нельзя махая руками сделать то, что делают силой души.
Обессиленная, я опустилась прямо в теплых штанах и меховой жилетке на лежанку. Старик присел рядом, положил руку мне на лоб,
— Отдохни. Я немного помогу тебе!
И мир начал погружаться в туман, размывающий бушующую внутри битву пламени, наполняющий пространство гулкой пустотой, далеко-далеко внутри которой зародилась капель. Рождаясь в какой-то недосягаемой вышине и стекая сверху по невидимым мне ступеням, настойчиво, по капле, пробивал себе путь тоненький ручеек, под звук которого я и заснула.
Проснулась я от грохота. Лежанку подо мной резко тряхнуло, и еще не придя в себя окончательно, подумала, что Хаэль слишком жарко натопил печь. Дышать было нечем.
Слишком мягко, жарко, казалось, что меня завернули в шкуру. Открыв глаза, я поняла, что так оно и есть. И быстро села, оглядываясь.
Вокруг колыхались стенки шатра. Снаружи дико блеяли коза с козленком. Поскрипывали колья, на которых Хаэль закрепил ткань. На мне была вчерашние штаны с жилеткой. Рядом лежал бурдюк с водой, несколько кусков солонины и длинный шарф отшельника, который он наматывал на манер тюрбана, когда уходил в пустыню
В панике я вскочила, отдергивая полог.
Пустыня раскрасилась первыми утренними красками. От земли поднимались клочья тумана. Рядом со входом испуганно блеяли коза с козленком.
Обернувшись, обходя шатер, чтобы посмотреть на убежище, я в ужасе закрыла рот ладонью.
Горел рассветом край неба над горами. Вставало солнце. На расстоянии двадцати-тридцати шагов, прямо передо мной, от места, где должны были быть ворота и до самого подножия горы, глубоко вниз уходил разлом, с краев которого, внутрь сыпался песок.
Земля еще раз дрогнула, и я не ожидавшая такого сильного толчка, упала. Края разлома сомкнулись. Пыль взметнулась вверх.
— Нет! — закричала я, ударяя кулаком по песку и давясь всхлипом,
— Нет! — мой крик переходил в вой,
— Ты же обещал! — и вспомнила слова Хаэля, — “Это случится не сегодня”.
Захлебываясь слезами, я полезла в шатер и упала на шкуру, прижимая к груди шарф. Он дал мне всего лишь один день, а я не поняла этого.
Когда устав рыдать, осипшая от собственного криков, я осознала, что изменить уже ничего нельзя, то просто заснула, обессиленная.
Мне снился ручей, стекающий с горы. И его журчащий звук, совершенно лишний в этой голой пустыне, вытянул меня из сна, мешая где-то на самой границе восприятия.
Вздохнув и окончательно проснувшись, я попила воды, замотала голову шарфом, так как это делал Хаэль, и решилась выйти, чтобы найти эту настойчиво звучащую капель, так мешавшую мне горевать.
