27

В эти дни Михелуп жил свободно, не подчиняясь никакому строго установленному распорядку. Минутами он ощущал себя гимназистом, снимающим меблированную каморку, где всегда царит хаос — разваленные перины, разбросанные бумаги, остатки ужина. У него даже возникало чувство, будто на его плечах буйная голова гимназиста, над которой где-то высоко витают блистательные, неопределенные надежды. Он легко двигался, был склонен к шутливым беседам, с лица его исчезло озабоченное выражение вечно торопящегося отца семейства; и даже показалось, будто у него много лишнего времени.

Обедать он ходил в дешевые рестораны, где служащим частных фирм предлагают еду по сниженным как для простого люда ценам. Сидел под гипсовым бюстом исторической личности, глотал суп с лапшой и свиное ребрышко с кнедликом, пил хорошее пиво и плохой кофе. Ругал еду, препирался с официантами из-за нерадивого обслуживания, но прекрасно себя чувствовал среди скатертей в пятнах, развешенных по стенам рекламных плакатов, рядом с оркестрионом и маленькими металлическими кассами для сбора средств на общенациональные нужды.

Он заводил неторопливые разговоры с соседями по столу и заодно с ними поносил дурную еду, жару и общественные злоупотребления. При случае был готов похвастать фотографиями своего семейства. Любому, кто соглашался уделить ему внимание, до небес превозносил свою жену и удачных детей. Правда, обедающие слушали вполуха, с утомленными лицами. Чужое семейное счастье не вызывало в них понимания; возможно, он заинтересовал бы их рассказом о страданиях, неприятностях и семейных горестях — чужое благополучие навевает скуку.

Вечером он бродил по улицам, чуть сдвинув шляпу на затылок, помахивая тросточкой и тихо насвистывая. Его привлекали вывески, зазывающие в увеселительные заведения, но он всегда находил в себе силу одолеть искушение. Он заглядывал в освещенные окна кафе и в уме подсчитывал, сколько дохода может оно приносить. Иной раз ловил себя на том, что размышляет о каком-нибудь стоящем на улице мотоцикле. Подходил к нему, трогал блестящие трубки и оглядывался, нет ли поблизости владельца, чтобы завести профессиональный разговор. Тогда он похвалит машину, признает ее достоинства, но не сможет сдержаться, чтобы не высказать мнение, что его мотоцикл превосходит все другие марки. Михелуп приходил в веселое настроение и про себя обращался к своему мотоциклу, называя его самыми ласковыми именами.

«Хорошо ли ему там, — беспокоился бухгалтер, — все ли с ним в порядке? Пусть только никто к нему не прикасается! Если что случится, я… Ох, тогда они узнают почем фунт лиха!»

Так он и двигался по кругу — от канцелярии к дешевому ресторану, от ресторана к своей квартире, бодрый, всегда в хорошем настроении. Но в один прекрасный день он получил из окружного городка письмо.

Разорвав конверт, Михелуп узнал почерк сына, очкастого гимназиста.

Иржик писал:

«Дорогой папочка, сообщаю тебе, что все мы здоровы и часто о тебе вспоминаем. Ходим на прогулки. Погода очень хорошая. Еще ходим купаться, но речка здесь неглубокая.

Я нашел себе приятеля, которого зовут Поливка Ян, он пойдет в пятый класс. Мы с ним изучаем уравнения второй степени, которые будем учить в следующем году. Его отец егерь, у них мы и занимаемся».

Михелуп удовлетворенно покивал, мысленно обращаясь к сыну: «Рад слышать, мой мальчик, что и во время каникул ты не забываешь о науках. Так и действуй, чтобы чего-то в жизни добиться и чтобы я мог с гордостью смотреть на любого человека. Тогда уж коммивояжер Кафка со своей похвальной грамотой ничего нам не докажет!»

Следующие строчки были от Мани. Она писала:

«Тетушка без конца ругается, а когда говорит, точно у нее насморк. И все время вытирает пальцами уголки губ. А когда сдвинет очки на лоб, так похожа на швейную машинку. Не знаю почему. У них кот, которого зовет Мельник. Его запирают в лавку, чтобы ловил мышей. А он не хочет. Кто тащил его за голову, кто за ноги, а кто за туловище, но все равно он вырвался и всех нас перецарапал…»

«У девочки в голове одни глупости, — рассердился бухгалтер, — уж и не знаю, что с этим ребенком делать! Просто невероятно, какая ерунда лезет ей в голову, и почерк некрасивый, точно у первоклассницы. Ну, погоди! Уж я тебя научу порядку!»

Далее следовало несколько строк от жены. Ее сообщение было сумбурно и сбивчиво. Ружена писала о каком-то недоразумении между тетей и ею, обеспокоенный Михелуп почувствовал, что главную роль в семейных неурядицах играл мотоцикл. Жена настоятельно просила его приехать. «В этом доме я не останусь и часу!»

«Почему? Что случилось? Чепуха какая-то… Теперь, в середине лета вернуться в Прагу?

Абсолютно исключено, моя дорогая! Что бы я с вами тут делал? По-вашему, дети должны остаться без свежего воздуха? Слышали вы когда-нибудь подобную бессмыслицу? Где вы сейчас живете, там и останетесь! Мое слово — закон…

И не подумаю приезжать! Ни с того, ни с сего стану выбрасывать деньги за дорогу! Была бы разумная женщина, сама бы сумела уладить. Тетя — странный человек, но добрым словом от нее всего можно добиться. А у меня, простите, другие заботы!»

Но хорошее настроение после этого письма исчезло. Он стал вялым, на лице появилось типичное выражение женатого человека. Шляпа теперь была надета прямо, он перестал помахивать тросточкой и интересоваться афишами увеселительных заведений. В глазах появилось уныние курицы, которую со связанными ногами несут на базар.

В следующее же воскресенье он поехал в окружной городок. Только открыл дверь, как оттуда вместе с вихрем перьев вырвался раздраженный крик. Старуха завопила:

— Ага, это ты, жулик! Ты, негодяй! Всех вышвырну! Видеть не желаю! Теперь я вас раскусила! Убирайтесь из моего дома!

Под этот крик Михелуп двигался по комнате ощупью, словно в дурном сне.

— Что случилось, тетушка? — вопрошал он. — Ну, пожалуйста, не расстраивайся и объясни мне, что произошло. Я ничего не понимаю…

Но старуха верещала, как сумасшедшая. Кузина Ирма тоже визжала и терла заплаканные глаза. Пани Михелупова стояла, свесив голову. Только Маня радовалась скандалу и жадно вглядывалась в лицо разъяренной тети, стараясь не пропустить ни словечка.

Напрасно бухгалтер задавал вопросы и требовал объяснений. Двери хлопали, перья кружились в воздухе. Дом сотрясался. Тетя с дочерью, укрывшись среди мешков с гусиным пером, отказывались от дальнейших родственных переговоров.

Оставшись вдвоем, Михелуп попросил жену объяснить ситуацию. Пани Михелупова всхлипывала и никак не могла успокоиться. Бухгалтер продолжал настаивать. Наконец жена приободрилась и начала рассказ.

Однажды в дом пришел пан Гейчл, жених. Увидел мотоцикл и говорит:

— Ага, прекрасно! Мы с Ирмочкой совершим прогулку.

Осмотрел машину и наполнил бак бензином.

— Что вы собираетесь делать, пан Гейчл? — забеспокоилась тетя.

— Поедем, матушка, поедем с Ирмочкой прогуляться, — ответил развеселившийся жених.

— Разве вы умеете обращаться с этой штуковиной? — допытывалась старуха.

— Я во всем разбираюсь, — хорохорился жених.

Тетя боялась.

— Такого я, — говорит, — позволить не могу. Вдруг с Ирмочкой что-нибудь случится. Оставьте меня с этим мотоциклом в покое, пан Гейчл.

— Ничего с вашей дочкой не случится, — самоуверенно парировал жених, — даю вам слово.

— Ну только ради вас, пан Гейчл, — уступила наконец старуха, — вам я Ирмочку доверяю. Никому другому бы не доверила. Но всего на часок. Иначе я умру со страху!

— Через часок мы будем тут, — пообещал жених. — Я принял Ирмочку целой и невредимой, в таком же виде вам ее и доставлю.

Кузина Ирма с бесконечными ужимками и визгом забралась в коляску, жених сел в седло. И они укатили.

Прошел час, другой… Старуха ходит по дому и вздыхает:

— Что же мои не возвращаются? Как бы с ними чего не случилось… Только не это, о господи!

Прошел третий час, четвертый.

Старуха выходит на улицу, спрашивает прохожих:

— Не видал ли кто такого-то и такого-то мотоцикла, а на нем господина с барышней?

Люди отрицательно качали головами и говорили, что ничего подобного не видели и ни о каком господине с барышней понятия не имеют.

Тетя отправила Маню с гимназистом за город на поиски. Дети выбежали из дому.

Сама же, повязав на голову платок, кинулась к околице, стояла там и смотрела вдаль, на дорогу.

Уже темнело, а от жениха с невестой ни слуху, ни духу. Старуха перевернула все в доме вверх дном. Пыталась поднять на ноги полицию, требуя найти пропавших без вести нареченных. Но полиция равнодушно выслушала ее и заметила, что у нее есть дела и поважнее, чем разыскивать каких-то жениха и невесту.

Тетя провела бессонную ночь, а пани Михелупова должна была ее утешать и за ней ухаживать. Старуха прокляла всю свою родню.

— Если с ними что случится, — грозила она, — ты и твой муж еще ответите!