Были ли они все-таки счастливы? Трудно сказать!.. Счастье похоже на птицу, которая никогда не возвращается на то дерево, где дерзкая рука коснулась её гнезда… Лиза делала отчаянные усилия, чтоб воссоздать разбитое её руками… Что дала бы она, лишь бы вновь увидеть непосредственное наслаждение любовника!.. Он не разлюбил ее, нет! Это говорила ей его глубокая нежность, которая ни о чем не спрашивала, боясь задеть по открытой ране; которая не просила оправданий. Это говорили ей его жгучие ласки. Но… Лиза была слишком утонченной натурой, чтоб обмануться, несмотря на всю свою неопытность: счастья уж не было… Его нежность была слишком глубока; его страсть была слишком мрачна. Не было забвения ни в ее, ни в его душе. Великая печаль стояла между ними, и они оба чувствовали ее, как легкий, но плотный вуаль на своих губах и в своем сердце… Ах, какой легкий!.. И все-таки не допускающий до слияния… Счастья не было. Оно было похоже теперь на бабочку, с крыльев которой слетела волшебная пыль. Она билась, но не летела вверх… Все было кончено. И без возврата…
Неподвижная, как бы зацепеневшая, с лицом мраморной богини, Лиза, выпрямив стан и крепко держа зонтик и кошелек, сидела в пролетке лихача, мчавшего его на дачу.
Он выехал в это утро, пока она спала. Куда? Она не знала. Организовать что-то, узнать настроение больших заводов. Он обещал телеграфировать, когда вернется. Писать будет некогда… Закрыв глаза, она припоминала, что он говорил ещё, о чем говорили они вообще всю эту долгую ночь… Нет… Она не могла припомнить…
Потом она с удивлением констатировала, что они после примирения и порыва его страсти — не говорили ни о чем…
Они только сидели близко, обняв друг друга, глубоко вздыхая, оба подчас прерывисто и болезненно, как люди, у которых слезы накипели в груди; как люди, которые простились с надеждами и похоронили свою радость…
Было ли им хорошо в эти часы молчания?.. О да!.. О да!.. Глубокий покой сходил в их измученные души. Они не замечали тишины… И если спросить, о чем они думали в эту странную ночь, они не нашли бы ответа… Это была пауза в их жизни, полной страдания… Это была спасительная пауза. Она обновила их, она дала им силы жить — без счастья…
Всю следующую неделю Лиза оставалась на даче. Чувствуя себя необъяснимо слабой, загадочно-больной, она лежала днями у себя или в будуаре Катерины Федоровны, подложив узкую руку под щеку, глядя в одну точку неподвижными и скорбными глазами… Шел дождь, гулять было нельзя. Но Катерина Федоровна аккуратно в определенный час надевала калоши, непромокаемое пальто с капюшоном и шла к матери.
Анна Порфирьевна вошла раз в будуар Лизы и села у кушетки.
— Чем я могу помочь тебе, Лизанька? — спросила она просто.
— Маменька… Спасибо вам!.. Не обращайте внимания! Все пройдет…
— Лизанька, мое сердце болит за тебя…
— Мне нельзя помочь, маменька… Предоставьте меня моей судьбе!
Анна Порфирьевна вышла с тяжелым вздохом. Она знала тайну Лизы. Она видела, как борется та в трагической тоске с своей любовью, как болезнью, схватившей её в свои когти. Она знала, что помочь ей нечем…
Но Катерина Федоровна не выносила около себя тайн вообще. Она потребовала откровенности.
— Говори, и тебе будет легче, — мягко и властно заявила она, сидя в своем будуаре над приданым «мальчика» (она страстно желала сына). — Всегда легче, когда выскажешься… А то, ей-Богу, я не прощу тебе! Какая это дружба? Это насмешка… Неужели ты думаешь, что я спрашиваю из любопытства? Ведь я не Фимочка…
— Есть вещи, о которых даже матери не скажешь, — тихо уронила Лиза.
— Матери — да! Я тебя понимаю… Но сестре и другу? Такому другу, как я, все можно сказать…
Лиза вдруг подняла голову и стала жадно вглядываться в лицо Катерины Федоровны. В первый раз за две недели жизнь вспыхнула в чертах Лизы, ноздри её дрогнули, и затрепетали губы…
— И ты, значит… ты тоже должна… ответить на все мои вопросы? — спросила она каким-то новым тоном.
Ее странно изменившийся голос поразил музыкальное ухо Катерины Федоровны.
— Да, конечно… Разве у меня есть тайны? Спрашивай!.. — Невольная гордость «честной женщины» зазвучала в её тоне.
— Хорошо… Я тебе все скажу, — глухо, но с решимостью заговорила Лиза после короткой паузы, опустив ресницы. — Но и ты, Катя, заплати мне тем же… Не отрекайся, помни!..
Руки Катерины Федоровны с иглой и куском батиста невольно опустились на колени. Трагическая черточка в лице Лизы, поразившая её в мгновение первого знакомства, там, в Таганке, в то незабвенное утро, и бессознательной жалостью к этой блестящей красавице сжавшая ей сердце, вдруг выступила ярко опять в лице Лизы и наполнила душу Катерины Федоровны каким-то жутким предчувствием…
— У меня нет мужа, — начала Лиза, отвернувшись. — Ты этого не знала?
— Нет, — упавшим голосом ответила Катерина Федоровна. — Откуда мне знать?
— Да… У меня его никогда не было… Мы с Николаем скорее враги… (Она передохнула, точно слова теснились в её груди.) Но у меня есть любовник.
— Лиза!!? — Стало так страшно тихо в комнате, что, упади булавка, было бы слышно.
— Я его… знаю? — шепотом спросила Катерина Федоровна.
Лиза медленно покачала головой.
— Нет… Ты никогда его не видала…
— Лизанька… Дает ли тебе это, по крайней мере, счастье?
Лиза долго молчала; так долго, что Катерине Федоровне показалось, что вопроса она не слыхала.
— Нет… Я очень несчастна, — глухо молвила Лиза.
— Значит, ты его не любишь? Или он изменил тебе? (Лиза молчала.) Да… Теперь я все понимаю: твои поездки, болезнь… обморок… Ах, Лизанька, как трудно встретить порядочного человека! Все любят только, пока не добились… Все они — такие грубые животные! Я не знаю счастливых браков, я их не видала. А если женщина счастлива, то это только потому, что она ловко обманута… Между ними есть… умные люди, которые на обмане построили всю семейную жизнь. Что ж? Это дело вкуса… Многие женщины рады иллюзиям и неведению…
— А ты? — еле слышно уронила Лиза. Зажмурившись и дрожа внутренней дрожью, она внимала этим наивным признаниям.
— Что я? Что ты хочешь сказать?
— Простила бы обман?
— Я?? — Страстью вспыхнули синие глаза. — Никогда!!! Никогда, до могилы!.. Я ненавижу ложь, и измены тоже не простила бы… Кто любит, не изменяет… А коли разлюбил, скатертью тебе дорожка!.. А что со мною потом будет — это уж дело мое!..
Она помолчала, с нежностью гладя лежавшую на коленях её крохотную батистовую распашонку, и вдруг заговорила новым, грудным и трепетным какимто голосом:
— Я никогда не вышла бы замуж, Лиза, если бы не встретила Андрея… Никого не знаю лучше, добрее, благороднее его! Я презирала людей до встречи с ним! Он смягчил мою душу. И теперь… за его счастье я готова заплатить всею кровью моего сердца!
