— Лизанька… Ты меня любишь? Как прежде?
— Люблю, люблю… Во всем мире тебя одного!!
Он задрожал… Сила и глубина этого голоса пронзили его сердце. Нет!.. Он не может ответить ей таким же чувством. Он ищет только забвения… Но разве мыслимо сказать это ей?!
Казалось, прошлое исчезло… Все, что стало между ними за эти годы: женитьба его, её связь с Потаповым, — все забылось… Так чувствовала она… Но не он.
— Лизанька, вытри теперь слезы и слушай… Надо маменьку подготовить… Я вам, может, к ночи студента одного раненого сюда доставлю. У него к ночи бред будет от ран. Многое может сказать в бреду… Берешься ты за ним посидеть ночь?
— О да, да!.. Конечно…
— Ну вот… Федосеюшку эту или Стешу не допускай к нему! А я через полчаса должен домой ехать. Только ты не бойся за меня! Завтра опять демонстрация будет, но я не пойду туда… Я многим нужен сейчас… Мне больницы объехать утром надо… Справки навести о двух студентах… А ты Таню пришли ко мне походить за больной…
Они крепко обнялись на прощанье. Он отклонил её головку и поцеловал её захолодевшие губы.
«Это будет… это будет…» — мгновенно, как блеск молнии, из тайников их душ поднялось предчувствие у обоих в один и тот же момент… И снова утонуло в черной бездне Бессознательного…
Часть четвертая
Наступила пора,
Что бредом казалось вчера.
Лишь своей воле покорен свободный дух.
Свой мир создаст отрешившийся от мира.
«Ты должен!» — вот имя Дракона.
Но дух, превратившись во льва, говорит: «Я хочу».
I
Лиза возвращалась с покупками из города, когда заметила, что прямо по улице бегут мальчики с пучком телеграмм… «Падение Порт-Артура…»[210] Сердце её застучало. Она пробежала телеграмму и велела извозчику ехать на Пятницкую.
— Слышал? Порт-Артур пал…
Извозчик, молодой парень с смелым лицом, дрогнул и замедлил ход лошади.
— Да неужто?
— Вот телеграмма…
— Бож-же ты мой!.. Вот тебе и дождались праздника!
— Жаль, что ли?
— А как же не жалеть, сударыня?
— А на что он тебе нужен?
— Порт-Артур-то? На что нужен? Наша краса — наслажденье!
Лиза усмехнулась, кутаясь в меха.
Тобольцев поправлялся от инфлюэнцы и не выходил ещё. Лиза молча подала ему телеграмму.
— Ух! — сорвалось у него. — Точно камень с плеч свалился!..
— Боже мой! Какое несчастие! — крикнула Катерина Федоровна и вдруг заплакала… Тобольцев улыбался. Он был рад, что нашлось-таки событие, вырвавшее жену его хоть на мгновение из заколдованного круга её «бредовых идей», как он называл «мирок Ади».
А Лиза стояла с каким-то «пустым» лицом, бесстрастным и далеким. «А на что тебе Порт-Артур, Катя?» — спросила она, как спрашивала извозчика.
— Дура!.. Что за идиотский вопрос? Небось я русская?
— И я русская.
— А тебе он не нужен?
— Мне?.. Нет….
Катерина Федоровна побагровела.
— Уйди, уйди, ради Бога!.. И без тебя тошно… Вы разве любите Россию? — с внезапным озлоблением сверкнула она глазами на мужа. — Вы хуже жидов… Ах, молчи!.. Мне вредно волноваться!
И она ушла, хлопнув дверью.
Дома Лиза застала странную картину. Капитон рыдал в гостиной матери над добавочной телеграммой. Фимочка, комично поджав губы, глядела на мужа. А на диване Анна Порфирьевна вытирала слезы. Николай стоял тут же с сонным лицом.
— Никак и вы, маменька, всплакнули? — удивилась Лиза. Фимочка подмигнула ей на мужа. — А на что вам Порт-Артур, маменька? — спросила Лиза, глядя ей в лицо теми же пустыми глазами.
— Ах, Лизанька! Солдатиков жалко… Сколько они там настрадались!.. И все задаром…
