– Предпринимаешь, – возразила она.
– Нет.
– Да.
– Нет.
Она наклонилась, аккуратно, как если бы это было яйцо или, скажем, ампула с нитроглицерином, положила окурок в пепельницу и снова откинулась на спинку стула, на сей раз даже не сжав ладони, но просто положив их на колени.
– Ладно, – сказала она. – Этого я и боялась. Говорила же… знала, что вы не поверите. Тут женщина замешана.
– Ага, – сказал его дядя.
– Знала, хотя и надеялась, что все же поверите, – сказала она, снова другим голосом, который переменился уже в третий раз с тех пор, как она десять минут назад вошла в комнату. – Она недалеко живет, милях в двух от нашего дома. Дочь фермера… Ну да, ну да, эту историю я тоже знаю; Скотт, не то Харди, не то кто-то еще описывает события трехсотлетней давности: юный владелец поместья, вилланы, droit du seigneur[7] и все такое прочее. Только тут все не так. Потому что Макс подарил ей кольцо. – Теперь ее ладони лежали на подлокотниках стула, снова стиснутые в кулаки, и она опять смотрела куда-то в сторону. – Да, все совсем не похоже. Интереснее, чем у Харди или Шекспира. Потому что на сей раз имеются два молодых человека из города: не только богатый молодой граф, но и чужеземный друг молодого графа, а если не друг, то хотя бы гость: романтический смуглолицый рыцарь-чужеземец, который побеждает молодого графа в верховой езде, садясь на лошадь самого же молодого графа, а потом выбивает из рук молодого графа меч щеткой для камина. После чего ему остается только оседлать коня, доехать ночью до дома, где живет подруга молодого графа, и свистнуть… Погодите, – сказала она.
Она встала. Она даже еще не вполне встала, но уже сделала шаг. Она пересекла комнату и, не успел он даже пошевелиться, как она рывком открыла дверь, и из передней донесся быстрый и громкий стук ее каблуков. Потом хлопнула входная дверь. А его дядя все это время просто стоял и смотрел в открытую дверь.
– Что это? – спросил он. – Что тут происходит?
Но его дядя не ответил; его дядя все еще смотрел в дверной проем, а потом, когда уже готов был, кажется, ответить, до них снова донесся стук входной двери, а затем легкий цокот дамских каблуков, на сей раз двух пар, и в комнату влетела девица Харрис, быстро пересекла ее, махнула рукой куда-то себе за спину и сказала:
– Вот она, – после чего сделала еще шаг и снова упала на сиденье стула, а они с дядей все это время разглядывали другую девушку – та была из деревни, лицо ее было ему знакомо, он видел ее в городе, но только по субботам, и это был теперь единственный способ отличить деревенских от городских, потому что щеки у них теперь так же нарумянены, и губы так же накрашены, и ногти, бывает, так же наманикюрены, и платья от Сирса и Рубака уже не выглядят как платья от Сирса и Рубака, а бывает, они вовсе не от Сирса и Рубака, даже если не оторочены норкой за тысячу долларов; девушка, примерно ровесница девице Харрис, но поменьше ростом и постройнее, хотя и плотная, как большинство девушек, выросших в деревне, с темными волосами и черными глазами, бегло глянула на него и тут же перевела взгляд на его дядю.
– Входите, – сказал дядя. – Я мистер Стивенс. А ваше имя Моссоп.
– Я знаю вас, – сказала девушка. – Нет, сэр. Моссоп – это фамилия моей матери. А отца моего зовут Энс Кейли.
– Это ей он подарил кольцо, – сказала девица Харрис. – Я просила ее надеть его, потому что думала, что вы не поверите, как не поверила и я, когда узнала. И я не виню ее за то, что она его не носит. Я бы тоже не носила кольца, которое мне подарили со словами, которые сказал ей Макс.
Девица Кейли смотрела на девицу Харрис взглядом ровным и сумрачным, немигающим и совершенно спокойным чуть не целую минуту, покуда девица Харрис извлекала из ящичка очередную сигарету, только спичку ей на сей раз никто не поднес.
Потом девица Кейли снова перевела взгляд на его дядю. Пока в нем ничего не отражалось. Она просто внимательно смотрела на него.
– Я ни разу не надевала его, – сказала она. – Из-за отца. Он не находит в Максе ничего хорошего. А кольцо я даже хранить не собираюсь, верну при первой же возможности. Потому что сейчас и я не вижу, как…
Девица Харрис издала какой-то звук. На его слух, ничему подобному в швейцарском женском монастыре она научиться не могла. Девица Кейли снова бросила на нее тяжелый сумрачный задумчивый взгляд. И по-прежнему в нем ничего не отразилось. Затем она в очередной раз повернулась к его дяде.
– Мне все равно, что он мне сказал. Как сказал – вот что не понравилось. Может, тогда он и не мог сказать ничего другого. Иное дело, что он должен был придумать, как сказать это иначе. Но я даже не рассердилась, потому что он чувствовал, что должен был сказать это.
– Ясно, – сказал его дядя.
– Я в любом случае ничего не имела бы против его слов, – сказала она.
– Ясно, – сказал дядя.
– Только все равно напрасно он это. Все было неправильно с самого начала. Это он первым сказал, что, наверное, мне какое-то время лучше не появляться с кольцом на людях. Я даже не успела ответить ему, что, если уж на то пошло, у меня хватит ума не дать папе…
Девица Харрис снова издала тот же звук. На сей раз девица Кейли не договорила, медленно повернула голову и пять-шесть секунд смотрела на девицу Харрис, пока та вертела в пальцах незажженную сигарету. Затем девица Кейли опять повернулась к его дяде:
– Словом, это он сказал, что лучше бы нам пока держать свою помолвку в тайне. Ну а коли так, коли помолвка тайная, то я не видела никаких причин, почему капитан Голдес…
– Гуалдрес, – поправила девица Харрис.
– Голдес, – повторила девица Кейли, – или кто еще не может приехать и посидеть с нами на террасе, поговорить. А еще я люблю разнообразия ради покататься на необъезженных лошадях, так что, когда он приводил с собой таких…
– Как ты могла в темноте различить, объезженная она или нет? – спросила девица Харрис.
На сей раз девица Кейли повернулась, как и прежде, не спеша, но всем телом, и посмотрела на девицу Харрис.
– Что? – спросила она. – Что ты сказала?
– Эй, – вмешался его дядя. – Прекратите.
– Старый вы дурак, – бросила девица Харрис. Она даже не посмотрела на его дядю. – Неужели вы думаете, что на свете найдется хоть один человек, кроме кого-нибудь вроде вас, кто уже одной ногой в могиле, который из раза в раз по полночи будет один разъезжать верхом по пустой площадке для игры в поло?
Тут девица Кейли двинулась с места. Она шагнула стремительно, наклонившись, поддернув подол юбки и вынимая что-то из-под резинки чулка, остановилась перед стулом и, даже если бы у нее в руках был нож, они с дядей все равно бы не поспели.
– Встань, – скомандовала она.
– Что? – спросила девица Харрис, на сей раз поднимая голову и по-прежнему вертя в пальцах, у самых губ, незажженную сигарету. Девица Кейли, в свою очередь, ничего не ответила. Стройная и плотная, она просто отступила на шаг назад, стала на пятки, размахнулась – его дядя уже бросился к ней, крича во все горло: «Остановитесь! Остановитесь!» – но девица Кейли уже размахнулась и дала пощечину девице Харрис, и девица Харрис дернулась на месте и выпрямилась с переломившейся пополам, болтающейся в пальцах сигаретой и длинной тонкой царапиной на щеке; а после и кольцо, крупный бриллиант, блеснув, упало на пол прямо перед ней.
Какое-то мгновенье девица Харрис смотрела на сигарету. Затем перевела взгляд на его дядю.
– Она ударила меня! – выкрикнула она.
– Вижу, – сказал его дядя. – Я и сам чуть… – Он тут же рванулся вперед, и как раз вовремя: девица Харрис сорвалась с места, а девица Кейли вновь откинулась назад и стала на пятки. Но на этот раз его дядя поспел, встал между ними, одной рукой отшвырнул девицу Харрис, другой девицу Кейли, и уже в следующее мгновенье они обе расплакались, разрыдались, в точности как сцепившиеся друг с другом трехлетние малыши, меж тем как дядя, бросив на них мимолетный взгляд, наклонился и подобрал кольцо.
– Довольно, – сказал он. – Остановитесь. Обе. Ступайте в ванную и умойтесь. Дверь вон там, – и, увидев, что они шагнули разом, поспешно добавил: – Не вместе. По одной. Вы первая, – кивнул он девице Харрис. – Там в аптечке есть лекарство, что кровь останавливает. На тот случай, если вы боитесь заражения, а не просто считаете, что оно возможно. Проводи ее, Чик.
